Память – это ты. Альберт Бертран Бас

смерти. Она перестала быть для меня табу и превратилась в занятие, за которое, кстати, неплохо платили.

      Первые дни были самыми трудными. Но это почти везде так. Я увидел разные реакции на потерю близких и понял, что страдают лишь живые. В этом я и сам уже убедился на опыте.

      Томеу знал всех посетителей кладбища и почти никого не щадил. Он потешался над теми, кто скорбно умолял содержать могилу в порядке и убирать засохшие цветы, хотя цветы эти появлялись там от силы дважды в год – на годовщину и в день, который Томеу называл Международным днем ханжества, то есть 1 ноября[11], когда кладбище вдруг становилось похоже на бульвар Рамблас и сотни одетых в черное людей, убитых горем, несли цветы на могилы близких.

      Практически первым делом я выкопал могилу для мамы. Я не мог похоронить ее тело, его забрали горы, но я мог где-нибудь сберечь память о ней. Я похоронил кое-что из ее вещей. Драгоценности не сохранились, да их у нее почти и не было. Я взял кое-какую одежду и кастрюлю, в которой она тушила мясо. Стоило мне вспомнить ароматы, наполнявшие дом, когда мама готовила, как начинали течь слюнки. Я так по ней тосковал…

      Я похоронил вещи вместе с письмом, которое написал маме. Сделал деревянный крест, вырезал на нем имя – после того как меня побили, я стал носить с собой нож.

      – Какого черта ты здесь делаешь? – Томеу незаметно подошел сзади. Несмотря на возраст, он двигался как кошка.

      – Я… я… – Я попытался закрыть собой крест.

      – Лучше признавайся, не то позову шефа.

      – Это я маме… – сказал я обреченно. Эти слова, произнесенные вслух, словно обожгли меня изнутри.

      – Дай-ка посмотреть. – Взгляд Томеу смягчился, он отодвинул меня в сторону и увидел могилу и крест. – Ты выкопал два метра, как я тебя научил?

      – Да.

      – Несмотря на то что там нет тела?

      – Да, – ответил я робко.

      – Хорошо… – пробормотал он, почесывая седой щетинистый подбородок. – Но деревянный крест никуда не годится. Я учил тебя гравировать камень?

      – Нет, сеньор, не учили. Но все равно у меня нет денег на каменный памятник, и…

      – Я тебе не сеньор. И называй меня на “ты”. Пойдем. На складе всегда найдется плита, забракованная по какой-нибудь идиотской причине.

      Мы нашли гранитную плиту. Она была почти целая, не считая сколотого угла. Просто идеальная. Гораздо лучше деревянного креста. Это уже было более достойно такого человека, как моя мама.

      Томеу объяснил мне, как работать с гранитом. Я быстро все усвоил. Но когда я подошел к камню, Томеу удержал меня:

      – Постой, Гумберт, постой! Хорошенько подумай. То, что высечено в камне, останется навсегда.

      – Гомер, – поправил его я. Он никак не мог запомнить мое имя.

      – Да, да, как скажешь… Иди домой и отдохни. Подумай, какую эпитафию ты напишешь.

      – Эпитафию? Что это?

      – Пф, откуда ты такой выискался? Эпитафия – это то, что ты напишешь на могиле.

      – Я хотел просто

11

1 ноября в католическом календаре – День всех святых. В Испании в этот день принято приводить в порядок могилы родственников.