Вовка-центровой. Среди легенд. Андрей Шопперт

Казанского ханства явление неординарное.

      – Ты, сучонок, у меня на Сахалин поедешь, завтра же рядовым, там будешь между медведями порядок наводить. На допросы их вызывать.

      – Товарищ генерал-полковник, разрешите…

      – Пошел вон отсюда. Кругом. Шагом марш. Да, б****, ты и ходить не умеешь. Кто тут старший есть?

      И еще пять минут в том же духе. Потом глянул на сидевшего в изоляторе за решеткой Вовку.

      – За женщину заступился. От насильника спас. Молодец. Орел. Ты меня, Владимир, второй раз удивляешь. Часов в десять зайди ко мне в вагон.

      Вовка добрался до своего места. Попросил что-то шмыгающую носом проводницу разбудить его в девять, мол, «енерал» видеть хотят, опять угнездился под матрасом, но тут его потрясли за ногу. Оба-на! Проводница.

      А у этой проводницы

      Шелковистые ресницы!

      Ты мне долго-долго будешь сниться,

      Проводница, проводница, —

      пропел Вовка полушепотом.

      Татьяна охнула. Татьяна присела. Татьяна схватилась за щеки.

      – Боже…

      – Тихо. Тихо. Это песня есть такая. Чего вы хотели?

      Убрала руки от щек и одной шлепнула по одеяло-матрасу. Приблизительно по тому месту, где у Вовки зад выпячивался.

      – Напугали женщину. У меня сын.

      – Поздравляю вас. Вы что-то хотели? – Ну их, этих проводниц.

      – Владимир, мне все равно не спать. Ты, если хочешь, иди в мое купе. Там и сквозняков нет, и одеяло у меня толстое.

      А чего? Поспать в тепле хоть до девяти часов. Пошел. И прямо вырубило. Еле растолкала его Татьяна. За окнами сумерки еще. Только светать начало.

      – Девять часов, Володя. Я тут чай заварила. Будешь с сухариками? Папа жарит с чесночком и лучком.

      – Конечно, пойду, умоюсь и зубы почищу.

      – Кхм. Там очередь. Большая. Ты лучше к дяде Ване в вагон. Ну, к Ивану Никифоровичу, у него вагон купейный – пассажиров не много.

      Зря сухариками хрустел. Теперь выхлоп чесноком. Как от Ван Хельсинга, ну, который с вампирами рубился. Выглянул Вовка в коридор. А там опять очередь. Так и поперся к генералу. Горынычем.

      Вагон не производил впечатления – дорохо-бохато. Потертое зеленое сукно на столе, да еще и в кляксах чернил. Стулья разномастные. Не для веселого путешествия апартаменты, для рабочих поездок. Вот и к приему Фомина никто не готовился и разносолов с икрой черной и заморской баклажанной не выставлял. За длинным столом для совещаний из закусок был только графин с водой. Сам председатель всесоюзного общества «Динамо» сидел за письменным столом, заваленным бумагами, и что-то строчил перьевой ручкой, часто макая ее бедную с головой в обычную стеклянную непроливайку.

      – А, Володя. Ты в следующий раз днем дерись. Разбудили среди ночи, так и не уснул больше. Поворочался и работать пошел. – Аполлонов и правда осунувшимся выглядел.

      – Я…

      – Да я шучу. Слушай, Володя, я что хотел спросить-то. Вот у тебя форма была другая. Где взял?

      Н-да. Где взял,