Весточка из прошлого. Полина Аширова

из прошлого в такое противоречивое и сложное настоящее. От сейчас всегда хочется убежать, но, вероятно, силы преодолеть трудности всё же найдутся.

      Сердцевина книги – циклы «Иммигрант» и «Гитарист» – вдохновлены переездом в Далмацию, где происходили и продолжают происходить вещи, от которых волосы встают дыбом от животного страха и челюсть падает вниз от лирического восторга. Происходящие события порой вгоняют в ощущение крайней безысходности, но при этом существует чёткое понимание, что этот день не имеет права закончиться, если в нём не было чашечки кофе с тёплым молоком вкупе с видом на горы и море. Эмоции крайне разношёрстны – от «Боже, спасибо за то, что вдыхаемый мною воздух так невероятно свеж» до «Жизнь, ты такая уродливая, но при этом чертовски интересная».

      Вы удивитесь, но на этих страницах также нашлось местечко и стихотворениям про разного рода фобии и боязни – им было предоставлено долгожданное слово. Я знаю, в глубине души они претендовали на то, чтобы стать частью хоть какого-то искусства, и теперь они польщены.

      А нынче было бы необходимо ответить на главный вопрос – какая она, весточка из прошлого? Каким было сообщение? Какие у него очертания?

      Пожалуй, я дам времени возможность попытаться передать свои вести снова, а себе – поразмышлять ещё немного.

      Весточка из прошлого

      Дай мне мудрость прожить шаг секунды

      Дай мне мудрость прожить шаг секунды

      Без анализа происходящего

      Награди Моны Лизы и Будды

      Ты улыбкой меня, суть сверлящего

      Завтра что-то, глядишь, порешается:

      Степенятся конвульсии спящего

      Отбери, что свербит и мешается —

      Настоящее

      Тот расклад

      Цикады пели, точно хор

      Степных и гулких акапелл

      Какой-то радиоприбор

      Австрийской сводкой нам хрипел

      И бесконечно милый храп,

      Сплетенный в косу с шумом волн,

      Обезоружил в стиске лап

      Судьбе безмолвный мой поклон

      Сквозь лес ресниц толкался свет —

      В зрачки спешил на променад

      Прошло с тех пор уже сто лет,

      А я всё холю тот расклад

      Внезапно сводка замерла,

      Прервался храп и хор замолк,

      А море двигало тела,

      Молчанием волн ввергая в шок

      Теперь ни сводки, ни воды,

      Ни храпа справа, ни цикад

      Гамак не видел в том нужды,

      А я лелею тот расклад

      Мы сидели с ней под яблоней

      Мы сидели с ней под яблоней,

      Воздух листья шевелил

      Огород, ручонка дряблая,

      Куст, скамья, следы белил

      Лето грусть таскало волоком,

      Ожидая свой заход

      Ходит милая под облаком

      Девяносто пятый год

      Мы сидели молчаливыми,

      Пряча яблоки в подол

      Вдруг: «О, дюже ты красивая!»

      Я услышала с трудом

      Отвечала: «Брось, родимая,

      Ты, поверь, прекрасней всех!»

      Мудрость в ней неповторимая,

      Искромётен хилый смех

      Коробчонку с тонной разума

      Прижимала я к щеке

      Ей, созданию доброглазому,

      Не живётся налегке

      И такой своею ношею

      Она сдавлена в мольбе

      Как мне смочь, моя хорошая,

      Тяжесть сердца взять себе?

      Мне бы с ней сидеть под деревом

      До скончания времён

      Снова свидимся мы, верю я,

      Пока дух в ней оживлён

      Игрушечные улицы

      Сопят игрушечные улицы

      Дыханьем августовской сухости

      Я вам сознаюсь в тугоухости

      Привычкой вниз смотреть и хмуриться

      Здесь облачения меняются

      И видит то разумность высшая

      Не принимаю и не слышу я

      Того, что ею не вменяется

      Солисты звонкие пернатые

      Не согласятся с ситуацией

      Мальчишки, бегавшие с рацией,

      Уже, представь, почти женатые,

      Пологих склонов мощь древесная

      В красивый парк преобразована

      Она теперь цивилизована

      Она менялась, интересная

      А