Вынужденная посадка. Марк Москвитин

садился огромный летательный аппарат. Передача закончилась, на секунду вспыхнул искрящийся фон, и появилась бледноликая, но яркая синеглазая брюнетка, вся на контрастах – ведущая новостей. Вот нашли же такую: удлинённое лицо, синие глазища, длинные брови, слегка отогнутые к вискам, крупный алый рот. Чистый холодноватый голос… Новости были, в основном, понятны. Руководители государств принимали послов, обменивались визитами, выступали в парламентах. Россию обычно представлял высокий, спортивно сложенный человек лет тридцати-сорока, которого дикторы называли Александром Петровичем. Строились города, мчались прозрачные монорельсовые составы, летели большие самолёты и маленькие аэромобили. Плыли теплоходы и парусники. В театрах открывались премьеры. На стадионах шли соревнования…

      Что удивительно – не было сообщений из горячих точек. Может, и самих этих точек не существовало?

      И много места в новостях занимал космос. На экране мелькали лица космонавтов, корабли и орбитальные станции, фигуры в скафандрах (белого цвета, в основном), звёздное небо, виды Луны, Марса, спутников Юпитера, Сатурна… Луна была покрыта базами и научными посёлками, Марс – тоже. Венера упоминалась не так часто, по причине, видимо, её негостеприимности.

      …В коридоре послышались шаги. Донёсся Сашин голос:

      – А присоседим его к Лемарку. Дом как раз свободный.

      Загадочная фраза. Кто, что – лемарк, Лемарк…

      Я не закрывал дверь. Но все равно раздался мелодичный звон: просили разрешения войти. Я нажал зелёную кнопку.

      После традиционных вопросов о самочувствии и полуминутного обследования биотестером – это был тот приборчик, которым Новицкий пользовался и в самый первый день – профессор сказал:

      – Ну вот, дорогой мой, начинаем потихоньку снимать блокировку. Начнёте вспоминать… Родных, друзей, увлечения, навыки… Имейте в виду, воспоминания могут оказаться и грустными. И даже более того.

      – Знаю, – вздохнул я. – Предупреждён.

* * *

      Первым делом стало ясно, почему так тревожил номер комнаты. Восемьдесят первый, тысяча девятьсот – это же год рождения Инны!

      Инна…

      Горьковатый ветерок пролетел в душе. Предчувствие страшного и непоправимого.

      …Я вышел из «Волги», закрыл дверцу. Хотел войти в здание, но не успел повернуться. Сокрушительный двойной удар в корпус – и взметнулся асфальт, ударил по лицу… Я понял, что земная жизнь кончилась, а загробной всё-таки не существует, и теперь нам с Инной не увидеться. Хоть мертва она, хоть каким-то чудом жива.

      И тут… вспыхнуло перед глазами знакомое прекрасное лицо. Это была не Инна. О её имени я мог только догадываться. Она всегда являлась во сне, когда мне было плохо. Или очень плохо. И в тот миг что-то сказала. И я, кажется, ответил.

      Но вот я пришёл, ожил, я здесь. А Инна…

      …Жмурься не жмурься, мотай не мотай головой – не отогнать вид того страшного фотоснимка. Я слонялся по этажам и коридорам,