Прости грехи наши… Книга третья. Елена Дмитриевна Фетисова

старался ползти аккуратно, но ночь, предательски, выдавала малейшие шорохи и звуки, будто была заодно с врагами. Ребята, пытаясь хоть как-то отвлечь внимание противника от товарища, кидали камни в противоположную сторону, и изредка стреляли в темноту, чаще не было возможности – жалели патроны.

      – Как вы думаете, он уже там? Скоро начнется? – не скрывая страха, спросил новенький.

      – Не волнуйся, без тебя не обойдется, – ухмыльнулся ему в ответ Вадик.

      Иван был почти рядом, когда какая-то здоровенная гадость заползла ему на руку, парень едва удержался от крика, и машинально вспомнил «Глашу» из класса биологии. Однако нервы у него сдали, и он откинул насекомое в темноту. Оно глухо свалилось на твердую поверхность.

      «Духи» заволновались, чувствуя не ладное. Один из них что-то затараторил на своем языке, и начал тыркать винтовкой в сторону Ваньки. Парень впечатался в камни. Душман посветил фонарем, и снова закричал что-то. Попав в лучи искусственного света, мохноногое страшилище торопливо начало искать себе убежище. Боевик кинул в него камнем. Попав в насекомое, он радостно затряс винтовкой. Послышался разноголосый противный смех. После чего успокоенные они разошлись.

      – Придурок! – вспомнилось Ваньке любимое словечко друга, который в отличие от него грыз благородный камень науки в Москве, и, наверняка, сладко спал в эту ночь в какой-нибудь общаге с книжкой под боком.

      Ванька отсчитал тридцать секунд, и, как коршун, набросился сзади на метателя камнями. Мгновение назад мусульманин забрал жизнь тарантула, а теперь сам, стал наживкой. Он не успел ничего понять, как смерть дыхнула в обмотанный чалмой затылок, и его позвонок, будто расколотый орех, отчетливо хрустнул в тишине. Парень придержал падающее тело, и юркнул на тропинку, ведущую наверх, именно оттуда доносились редкие, взвешенные выстрелы и каждый из них был – чья-то неминуемая смерть. В спешке Иван задел камень и споткнулся. Из-под его ног посыпались те, что поменьше, подавая сигнал противнику. Он мысленно чертыхнулся и замер, но было поздно.

      Двое сообщников убитого, почти сразу появлюсь из-за скалистого укрытия. Увидев солдата, они схватились за винтовки, ошалело горланя. Ванька вытащил из-за пояса нож, и кинул в одного из кричащих. Тот рухнул с разбега на землю, будто его кто-то дернул сзади за веревку. Второй успел выстрелить, Ванька, непроизвольно вскрикнул, и схватился за плечо.

      «Дух» набросился на раненого, и, выбив автомат, вцепился ему в глотку. Иван захрипел от его мертвой хватки, напрасно, пытаясь стряхнуть с себя худое жилистое тело, пропахшее потом и ненавистью. Задетая пулей рука отказывалась слушаться. Глаза мусульманина, как сверла впились в раздувшееся от напряжения, красное лицо парня. Нечеловеческая злость сверкала в них.

      Краем сознания Ванька уловил выбегающие из расщелины фигуры. «Еще чуть-чуть, и будет поздно!» – мелькнуло в его мутнеющей от боли голове. Пальцы душмана все яростнее сжимались на его шее. Простреленной рукой парень нащупал шершавый камень, и со всей силы, на которую был способен, обрушил его на голову врага. Душман