Зазеркалье. Кристина Генри

с белым хвостом, и ее охватило легкое разочарование. Наверное, она так и не узнает, птичье у него лицо или нет, и придется вернуться и крутить монетки вместе с Полли и Эдит, пока мама и папа не решат, что пора идти домой обедать.

      Вдруг впереди прошуршали шаги и в конце дорожки сверкнули глаза. А потом Элизабет увидела, как белый птичий хвост исчезает за углом левого дома.

      «Если поторопиться, я догоню его и посмотрю», – решила она и бросилась бегом.

      «Нет, не надо, сестра Алисы! Не следуй за белым хвостом!»

      – Почему бы нет? – пропыхтела на бегу Элизабет.

      Она была не из активных, любящих скакать и резвиться детишек, и уже вспотела и запыхалась.

      «Я – хранитель историй, и я уже слышал эту историю прежде».

      – Моя история не такая, как другие, – возразила Элизабет.

      «Истории пересказываются куда чаще, чем думают многие, потому что люди неумеют слушать и ничему не учатся».

      Элизабет уже добралась до конца дорожки, которая оказалась куда длиннее, чем ожидала девочка. Она предполагала, что очутится между двумя садами позади домов (у Отцов Города наверняка должны быть самые большие, самые ухоженные сады, какие только можно вообразить), но вместо этого выскочила к Т-образному перекрестку с еще одной дорожкой.

      Посмотрев налево, Элизабет увидела покачивающийся, исчезающий за домом белый хвост.

      И она опять понеслась сломя голову, уверенная, что через минуту нагонит человека-птицу. Он ведь просто шел, а она – бежала. Настигнув мужчину, она похлопает его по плечу, тот обернется, посмотрит прямо на нее, и Элизабет увидит наконец, кто он такой: птица или человек. А когда увидит, то побежит назад, к маме и папе, и никто никогда не узнает о том, куда она исчезала и что сделала.

      «Так говорила и Алиса», – заметил Голос.

      – Ой, поди-ка ты прочь, – сказала Элизабет Голосу. – Подслушивать чужие мысли невежливо.

      «Я только хотел сказать, что Алиса последовала кое за кем, за кем не стоило следовать, и не стала от этого счастливее. И ты, полагаю, не будешь».

      – Я же велела тебе, убирайся!

      Голос отвлекал ее, а ей нужно было сосредоточиться. Странно, но как бы быстро она ни бежала, покачивающийся хвост ближе не становился, хотя она смотрела во все глаза и была уверена, что человек-птица не бежит.

      Элизабет почти не осознавала, что творится вокруг нее. Человек-птица завернул за очередной угол, и запыхавшаяся девочка раздраженно вздохнула. «Так я никогда его не догоню. Может, лучше вернуться прямо сейчас?»

      «Но в таком случае ты никогда не узнаешь наверняка, действительно ли это человек-птица или просто человек с засунутым под рубашку пучком перьев, и, если он просто человек, неужели тебе не интересно, зачем он сделал такую глупость?»

      Справа под ребрами заныло, болезненно стреляя при каждом шаге. Элизабет успела проголодаться и не на шутку устать; она понимала, что отсутствует на площади уже достаточно долго для того, чтобы взрослые, когда она вернется, отругали