Знаки перемен. Татьяна Юрьевна Трубникова

к земле всей ступней сразу. Царица подиума, вот она кто.

      Какие жеребчики! У нее все горело внутри от одного взгляда на их молодые ноги, небрежные юные движения…

      В спину ей полетел смех. Но Ли не слышала. Смеялись молодые мамаши. Та, что сидела ближе к Ли, в изящной вязанной крючком кофточке, сказала другой:

      – Странно, что она юбку не стянула. Только пиджак.

      – Они ее и без юбки не заметят! – уверила ее симпатичная соседка.

      – Молодого мяса захотелось.

      – Им столько не выпить, – кивнула «симпатичная» на пиво Ли.

      – Не хочешь? – поинтересовалась «вязаная кофточка», скосив глаза на ту же двухлитровую бутылку.

      В глазах сверкали бесенята смеха.

      «Ну, что же вы молчите?» – мелькнуло у Ли.

      Подростки шарахнулись от нее. Теперь они ее увидели! Еще как!

      Что она хотела? Просто поговорить с ними! Неужели они считают ее старой? Конечно, ей не пятнадцать лет. Она просто хотела поговорить!!!

      Ли повернулась и опять пошла к скамеечке. Сдернула пиджак. Не сидеть же теперь здесь! Вон там есть еще лавка, в глубине двора. Вся в деревьях. По траве идти модельной походкой совсем не так просто! Но она должна постараться. Пусть видят!!!

      – Во, во! – оценил ее походку один из парней. – Еле идет! А еще выпендривается!

      – Ща выпадет с копыт, – согласился второй, по-детски азартно поддев камушек ногой. – Правая нога влево, левая – вправо. Старуха шапокляк!

      – Красавица, б-я!

      Они заржали.

      Ли рухнула на лавку. Как устали ноги! И никого. Скучно. Ни одного человека вокруг. Не пригласить ее на свадьбу!!! И кто?!! Самая что ни на есть родная кровь! От этой мысли в висках зашумело и застучало. Ведь у нее же нет больше никого. Хотелось плакать, но слез почему-то не было.

      – Во рту пересохло, – сказала она вслух, хотя рядом никого не было. Поискала глазами. Нету. Вздохнула. Ноги гудели. Конечно, целый день на жаре! Ломило под правой лопаткой. Проклятая жара! Очень нужна ей эта их свадьба!!! Сам факт. Что не пригласили.

      Сын смотрел на нее из окна.

      «Чего приходила? Мать. Мать… Мать твою! Пальто ей какое-то надо… Все уже пропила. Вот и понадобилось ей пальто…»

      Толстуха на лавке, бывшая кассирша предприятия, привыкшая держать деньги в руках и потому сохранившая величественную походку и властный тон, говорила сидящей рядом беленькой старушке божьему одуванчику:

      – Ты глянь, Варь, Лидия-то вырядилась, б… алкогольная.

      – И смотреть не хочу. Похабщина.

      – А ходить-то. О, о. Задом туды, задом сюды.

      – А сама – старуха! Бабка вон уже! Кожа вся отвисла. Лицо – как у слизня. Синюшная вся, как курица советская.

      – Ноги уж еле ходють, а туда ж – молодежь пугать.

      Вернуться домой? Там Лешенька. Добрый он. Хотя подумать – она никогда его по-настоящему не любила. Он маленький-маленький. Личико мелкое, страшненькое… Мальчик. Ну и что, что старый. Старый мальчик. Добрый, добрый… Прости. Лешенька. Он МАЛЕНЬКИЙ.