Проклятый берег. Татьяна Кадулина

пробивающегося солнца, ноги, намертво связанные, уже касались дна. Ждало его не пробуждение, а верная гибель. Звать на подмогу было поздно.

      «Посули пуговицу!» – послышался где-то у уха женский голос. Уже обессилевший от сопротивления, Илья не понял, о чем он.  «Отдай ему пуговицу, которую во дворе нашел», – послышалось снова. Илья не сразу нащупал карман, но, поборовшись с мокрой тканью, вытащил-таки медную круглую пуговицу, и, рванул руку с ней из последних сил вверх, наружу. Путы мгновенно ослабли.

      – То – то же. – Довольно проскрипел водяной.

      5.

      Где-то над головой громозвучно запела пустельга. Бледно – голубое небо стягивало облака к закату. Лучи остывающего солнца гладили зеркало реки, оставляя за собой золотистую переливающуюся пыль. Ветер изредка покачивал кроны сосен и морщил водную гладь. Илья поднял тяжелую голову, за ней плечи, собрал под себя локти, оттолкнулся и медленно сел. Голова и шея: будто раскаленный свинец заливали в темечко. Он пытался гнать от себя сон, стараясь дышать глубже, ровнее, но ничего не выходило. Дыхание сбивалось, застревало где-то в груди шерстяным клубком. Попытка встать разлила боль от затылка по шее к самой пояснице.

      – Эк тебя, друг мой, как шатает! Чего это ты здесь? – Дрожжин отодвинул доходивший ему до плеч зеленый рогоз, укрывавший полянку, где сидел Богомолов, – Ба! Да ты небось из питейного идешь?

      Спиридон Дрожжин всю жизнь ловил рыбу на прутяной самолов – ванды. К ивовым прутьям прилепляли червячков, которыми питается стерлядь, и ставили их на берегу. Дрожжин был умелым вандовщиком, знал, в какое время года подкормить рыбу стрекозой, а в какое – красными жучками. Вот и сейчас он стоял над Богомоловым с небольшим туеском, видно собирал стрекоз на прикормку.

      – Не был я в питейном. – Ответил Илья, растирая шею и стараясь меньше смотреть на солнце. – Уснул, видать.

      Садиться рядом Дрожжин не стал. Он протянул Илье руку и напряженно всмотрелся в гладь реки.

      – Вставай, Илья Иваныч, не дело тут засиживаться. Сумереки собираются.

      – А что? Пусть себе собираются. – Илья схватил покрепче поданную руку и, охая кое-как встал. Спиридон протянул ему бурак с домашним холодным квасом, и, медленно отступая от реки к деревне, тихо продолжил:

      – Водяной придет позабавиться.

      – Какой водяной еще! – крикнул ему в спину Богомолов, – Вы тут с ума посходили все, и меня в могилу сведете. Видел я твоего водяного во дворе у Ковалевой.

      – Нины что ль?

      – Нины, Нины. Ковалева, с падчерицей которая, вон за изгородью дом. Бьюсь об заклад, знает, что тут творится. Ты посчитай, – Илья остановился и показал рукой в сторону дома Ковалевых, – ты посчитай: тут версты нет, а она ничего не слышала, не знает. Думает, небось, управы нет на нее. Так я найду.

      – Слышь, Илюша. Ты б это… с Нинкой не связывался. – Дрожжин, не останавливаясь и не поднимая глаз от выжженной солнцем травы под ногами, сплюнул в сторону, куда указывал попутчик.

      – С чего это?

      – А с того, что хорошая