Дневник одного плавания. Сергей Воробьев

поймёшь, попробуй передать словами. Но передавать здесь абсолютно нечего. Да и слов к этому не подобрать.

      Я приношу свои извинения перед случайным читателем за эклектичность и некоторую хаотичность этой главы. Но и сам Лиссабон таков. Он многослоен, пёстр, фундаментален, красив без самолюбования, местами роскошен, целен, уместен, как обособленный историко-архитектурный объект, впечатляющ, но ненавязчив. Таких мест на Земле очень мало. Кто хоть раз видел этот город, тот навсегда оставит о нём память в своём сердце.

      В моей же памяти почему-то более всего запечатлелись два эпизода. Один я зафиксировал в многоярусном квартале старого города: в рядовом кафе-забегаловке с выставленными на улицу столиками сидит весьма импозантная дама средних лет в изящном белом костюме и в не менее изящной белой шляпе с широкими полями, бегущими по кругу, как плавная океанская зыбь. Она, не торопясь, при помощи столового прибора, напоминающего больше вязальный крючок, выуживает из мелких речных ракушек их содержимое и с явным удовольствием жуёт его и глотает за милую душу. Эти небольшие ракушки тут же варятся на высокой витрине забегаловки в прозрачной ёмкости, напоминающей аквариум для рыб. Я видел, как в часы отливов на прибрежных отмелях Рио-Тежо доброхоты собирают их в специальные корзины или торбы. Но моим вниманием завладела дама. Мне всегда казалось, что такие элегантные и строгие женщины питаются если не воздухом, то святым духом. А здесь такое прилюдное разоблачение. Мне на миг показалось, что я подсматриваю в замочную скважину чужого дома по наводке подвернувшегося под руку беса. С тех пор во мне присутствует навязчивое чувство, что та дама до сих пор сидит за столиком кафе старого города и методично достаёт португальским крючочком на длинной витой ручке мякоть пресноводных моллюсков из Святой Полноводной Реки, опоясывающей древний Лиссабон.

      Второй эпизод – это помещённый в витрине дорогого ресторана крупный, желтовато-коричневый краб. Он оказался живым. Это можно было определить по эпизодическим и весьма вялым шевелениям его ног и слабым сокращениям большой передней клешни. Сегодня-завтра он будет съеден каким-нибудь туристом, который укажет на него пальцем и сытым голосом скажет: «О ля-ля! Я хочу его к обеду. А к нему – непременно бутылочку Москателя»… Я подошёл ближе к почти неподвижному крабу и увидел его выпуклые фасеточные глаза. Сколько тоски и укоризны было в его взгляде! Но я ничем не мог помочь бедняге. У меня даже не было денег, чтобы выкупить его и отпустить в родную стихию. Я мог только сожалеть о его участи и столь бесцеремонном обращении перед его неизбежной кончиной. Наверное, все мы в той или иной степени похожи на этого краба. Ведь рано или поздно придёт кто-то невидимый, укажет на нас пальцем, и уйдём мы в ненасытный и прожорливый рот вечности. И некому будет нас выкупить и спасти. Единственное упование на то, что мы всё-таки не крабы, и наше физическое существование не последний этап в этой жизни.

      14.05.1993.