Темнейджеры. Каникулы в Чернолесье. Александр Егоров

и распорол волку брюхо. Волчьи кишки полезли наружу, как фарш из лопнувшего пакета, а стекло забрызгало кровью изнутри. Черный волк – вожак стаи – беззвучно завыл.

      – Боже мой, – только и сказала тетка.

      – Это великая битва оборотней, – пояснил Сергей. – Последняя битва.

      – Надеюсь, и правда последняя, хотя бы на сегодня, – заявила тетя Элла. – Хотела бы я посмотреть в глаза разработчикам этой игры. Кстати, как она называется?

      Парень поднял глаза от экрана.

      – Очень просто, – сказал он: – «Чернолесье».

      Сергей Волков

      Все тот же сон

      Мне было даже немножко жаль тетю Эллу. Я не хотел ее огорчать.

      Но могу себе представить, как бы она напугалась, если бы знала обо мне немного больше.

      Хорошо, что она не знает.

      Возможно, я и вправду болен. Мне часто снится один и тот же сон, вот уже несколько лет. Вероятно, это и следует называть кошмаром, хотя иногда мне кажется, что в жизни случаются вещи куда более страшные.

      В этом сне я видел старый польский жилой вагончик, который до сих пор еще ржавеет во дворе у деда. Когда-то, в давние времена, родители прицепляли этот вагончик к «Ниве» и путешествовали. Я видел пластиковые стены, потертые кресла внутри, и холодильник, и стол с разбросанными картами, и свои давно забытые игрушки: белого плюшевого щенка и пожарную машину. Получается, я и сам там был, в этом сне, только очень маленьким. Я смотрел на все это откуда-то сверху, со своей полки, занавешенной прочной сеткой, которую натягивали каждый вечер, чтоб я оттуда не вывалился и чтоб не закусали комары. Из-за этой сетки все, что я видел, казалось расплывчатым и нерезким. За окном висел предрассветный туман, и я отчего-то проснулся.

      Да, я проснулся в этом чертовом сне и услышал, как кто-то ходит там – снаружи. Сухие сучья хрустели под чьими-то ногами, то тише, то громче. Фиолетовые тени скользили по стенам. Окно вдруг, как зимой, покрылось изморозью. Мне стало холодно, я сидел в своем гнезде из одеял и подушек, обмирая от ужаса. Кто-то остановился у двери. Взялся за ручку. Я слышал, как он сопит и возится с замком. Дверь подалась и понемногу начала отворяться. За ней клубился черный туман, и я понял, что больше всего на свете боюсь увидеть того, кто сейчас войдет. Я дико заорал и проснулся по-настоящему.

      Черт!

      Дверь отворилась, и заспанная Вероника появилась в моей комнате, в розовой пижаме не по росту.

      – Ты что, совсем плохой? – спросила она сиплым голосом. – Весь дом разбудишь.

      Я молчал и хлопал глазами.

      – Еще раз так заорешь, придушу подушкой. И вот что: кончай залипать в интернете до трех ночи.

      Я не ответил. Или что-то ответил, не помню.

      – Все маме скажу, – пообещала она и скрылась за дверью.

      Тогда это случилось в первый раз. С тех пор я стал запираться на замок, Вероника тоже.

      Мне ни с кем не хотелось говорить об этих снах. Разве что с дедом. Он как знал: прислал мне на Новый год самый передовой смартфон – не поленился заказать из своей деревни! Но почему-то