Три мира Ксении Белкиной. Часть I. Александра Плен

что вы, – заулыбалась я. – Это же самая популярная тема, попаданство, другие миры и прочее. У вас разве нет фантастических фильмов? У нас они в ходу.

      – Фильмов? А что это?

      Я напряглась. Фильм-то англоязычное слово. Как же там на латинском? Ничего не приходило в голову.

      – Ты имеешь в виду имагори? – впервые за все время подала голос Аврора. – Это живые картинки. Их показывают в местах для зрелищ, театрумах.

      – Да! Точно! – вспомнила я. Имаго по-латински образ. Вот значит, как они называют фильмы. – У вас же в ходу выдуманные истории? – хозяева не ответили. Я напряглась. – Да ладно. «Одиссея» Гомера была написана в восьмом веке до нашей эры. Неужели миры разделились еще раньше?

      – «Одиссею» мы знаем, – произнесла Аврора. Я беззвучно выдохнула, – ее учат в школе. Но это же сказки. Так ты имеешь в виду греческих богов? Те, что сидели на горе Олимп? Неужели у вас в это еще верят?

      – Нет, – отмахнулась я, – не верят, конечно. Я просто объясняю, что такое фантастика. Кстати, – мне пришла в голову мысль, – а почему у вас в городах нет храмов? – Я перебрала в памяти синонимы: – эклезия, темплум, кириакос…

      – Есть, – ответил Клавдий, – они остались в древних городах, в Риме, например, в новых их не строили.

      – Почему?

      – А зачем?

      Его слова вогнали в ступор. Осторожно, чтобы случайно не задеть сложную или болезненную тему, какой является вера для каждого человека, я произнесла:

      – А что за религия у вас царит? – и, видя их непонимающие глаза, пояснила: – в какого бога вы верите? Кому молитесь?

      Клавдий вдруг рассмеялся. Я напряглась еще больше.

      – Девочка, – вытер выступившие слезы он, – теперь я верю, что ты из другого мира. У вас еще почитают богов? Ты разве не знаешь, что ни Марса, ни Венеры, ни Геркулеса нет? Это твоя… как ты там говоришь, фантастика.

      Я покраснела. За кого он меня принимает? Конечно, их нет. Но как же Иисус? Нет, я не была религиозной, не ходила в церковь, и в жизни молилась один раз, своими словами, перед операцией. Но думать о том, что Бога нет, даже для меня было кощунством. Мой любимый профессор Дмитрий Павлович, тоже, кстати, атеист, говорил нам, что только вера может полностью преобразить человека, изменить его внутренний мир, сделать из труса храбреца, из убийцы праведника. Потом, правда, добавлял, что еще страх, но не суть. Человеку необходим кто-то, кто может помочь, разрулить его беды, успокоить, убедить в том, что все наладится. Кто-то сильный, мудрый, милосердный, справедливый. Кто всегда рядом, в любой момент его услышит и поможет.

      «Это самообман, самоутешение, иллюзия, – вещал профессор, – но это реально работает. И кто знает… В мире возможно все».

      Я действительно почувствовала результат на своей шкуре. Перед операцией мне было страшно до тошноты, до мурашек на коже. Я сидела в одиночестве в своей палате, раскачивалась, как маятник, и ждала утра. Захлебываясь слезами, умоляя спасти, излечить, помочь. И Он помог.

      После этого я уже была не столь категорична в своем атеизме и даже выучила несколько коротких