Алуим. Виталий Иконников

стиснул зубы, сдерживая эмоции.

      – Это только твои воспоминания, – серьёзно сказал Олег Гансу. – Надо было учиться, а не клеем дышать в туалете и деньги воровать из учительской. Тогда никто и не орал бы. Такой ты всем нужный, что массовый заговор против тебя устроили.

      Во взгляде Ганса мелькнула злость. На лице не дрогнул ни один мускул, но по глазам всё читалось. Олег медленно сжал кулак. В габаритах он поменьше, вот только мастера спорта по боксу такой пустяк испугать не может. Ганс, вальяжно развалившись на скамье, смотрел на Олега и тремя пальцами вертел крышку от пивной бутылки. Свинцовый кастет в правом кармане придавал ему уверенности. Я вдруг понял: это не первая подобная ситуация. Не припомню, чтобы они конфликтовали раньше. Видимо, что-то упустил.

      – Пацаны, прекратите, – произнёс Богдан. – Ну, что вы, в самом деле? Хорошо же сидели.

      – Покурить вам надо, успокоиться, – Вован полез в карман за свёртком.

      Мог ли кто-нибудь знать, к чему приведёт эта вражда? Наверное, нет. В тот момент мы лишь поняли, что пора допивать пиво и расходиться. Решение проблем снова откладывалось на потом.

      – Ладно, ещё пару песен – и по домам, – сказал Санёк и стал подбирать аккорды…

      Я смотрюсь в зеркало. Засевший в печёнках двор погружается в сумерки. Давно привычные и измозолившие глаза соседи разбредаются по квартирам. Песочница пуста, качели пусты, лавочки у подъездов заплёваны шкурками от семечек и горькой слюной курильщиков. В сумерках разглядеть невозможно, но я знаю, что это так – многие годы наблюдений. Хорошо видны лишь бордюры, выкрашенные с приходом весны в белый цвет, и ограждения из приваренных друг к другу труб, выкрашенные под «зебру». Границы и запреты всегда хорошо видны. Их намеренно выделяют. Окно – и есть зеркало, из которого видно моё отражение. Поворачиваюсь лицом к комнате и тоже вижу отражение себя. Тот же диван у стены с не заправленной постелью, стол с компьютером, стоящий в углу, шкаф, два стула, гантели. Две полки с книгами. На одной – книги по астрономии, психологии и философии. На другой – об истории различных боевых искусств. Они уже несколько лет просто пылятся.

      Я много лет смотрюсь в зеркало окна и отражаюсь во внутреннем убранстве комнаты. И там, и там меняется лишь оформление: скамейки, карусели, обои, ковры, заставка на мониторе компьютера… Но суть не меняется.

      Помню январь, когда ко мне в гости впервые пришла Ира. Пройдя вслед за мной по прихожей, она остановилась на пороге комнаты и какое-то время с улыбкой смотрела в потолок. На нём, поверх обоев с множеством фосфорных звёздочек, светящихся в темноте, были наклеены картинки различных планет, вырезанные из старых журналов. Одни – с кольцами как у Сатурна, другие – яркой фиолетово-зелёной расцветки, третьи – с плеядой спутников. Над компьютерным столом «парила в невесомости» космическая станция «Мир», у окна – телескоп «Хаббл». В девятнадцать лет это выглядело по-детски, но я всё ещё не хотел расставаться с такой интересной частью своей жизни школьных времён. «Космическое» детство – очень захватывающая, пусть и воображаемая