Добрый. Дмитрий Дмитриев

н как собаке… прошу прощения.

      – Поймайте тишину, мальчики.

      – Всё, уже поймали. И всё-таки я за то, чтобы взять его с собой.

      – А я против!

      – Человеческим языком говорю: заткнитесь. Ф-р-р! Как некультурно, но по-другому вы не понимаете. Время до вечера есть, я подумаю. А теперь тихо.

      Красные мухи ритмично отплясывали пульсирующий танец в такт биения молота о черепную коробку. В организме бушевали суховеи, яростно отлавливающие последние капли влаги и мгновенно их пожирающие. Змий, оккупирующий моё внутреннее «Я», занудно требовал пива. Пока пива, и пока занудно. Гад! Короче, утро начиналось с опротивевшей постоянности. Или не утро? День? Вечер? Ночь? Растащить веки в стороны, разогнав при этом пляшущих мух и узнать время суток, было за пределами моих возможностей. Я с надеждой попробовал провалиться в спасительный сон, но «зелёная гадина» тут же подогнала суховеи и участила биение молота.

      – Хрен с тобой, встаю. Но пива нет, лакай водичку из-под крана.

      Я при помощи пальцев откупорил одно веко, правое (хотя кому это интересно), и увидел изумлённый взгляд Стакана. Именно – изумлённый. Да чтоб мне век палёную водку хлебать!

      – Ваф, – тихонько изрёк Стакан, и я понял, что про пиво я сказал вслух.

      – И тебе здрасьте. Про пиво я так… короче, неважно. Тебе налью, – попробовал оправдаться я. – Принеси водички.

      – Х-р-р, – беззлобно проурчало животное и лениво повиляло хвостом.

      – Пропью я тебя, скотина бесполезная, хоть умри тут, а воды хрен допросишься.

      На этот раз Стакан просто хмыкнул, по крайне мере, мне так показалось, и неспешно удалился из комнаты, цокая когтями лап по грязному линолеуму.

      – Вот ведь, все гордые, как британские лорды, – проворчал я, делая попытки сползти с дивана и принять горизонтальное положение. – Один я, деревенщина неотёсанная, – сели и поехали. Корми их, выгуливай, блох вычёсывай, а в ответ ни тебе водички принести, – горизонтальное положение сразу не получалось, и я сполз на пол, зафиксировав себя на коленях, – ни уважения маломальского.

      Постояв на коленях минуты две, я дождался, пока комната перестанет вращаться, и попробовал поднять себя. Фигушки – сказали заюшки. Земное притяжение снова опустило меня на колени. Мол, не зазнавайся, холоп, перед матушкой-землицей – на четвереньках поползай.

      – Да тьфу на вас всех, – попробовал в сердцах сплюнуть я, но и слюну сегодня не завезли в мой обезвоженный организм. – Если уж Стакану со своими повадками аристократа на четырёх не зазорно ходить, то мне и подавно.

      Тут мой взгляд обнаружил домашние тапочки, каким-то чудом оказавшиеся у дивана, и я, недолго думая, запихнул в них ладони и пополз на кухню. Вот ведь всё-таки человек! Всякие там Стаканы голыми лапами по линолеуму, а я – обутыми. Он себе воды хрен добудет в квартире, а я могу. Ещё как могу! Вот только бы у раковины с первого раза подняться.

      – И кого ты жалеешь? Кого ты с собой брать собрался? Он ведь последнюю домашнюю собачку пропить хочет. А ты – «возьмём его с собой, возьмём его с собой».

      – Да слушай ты его больше! Он тебе с утра ещё не такого наговорит. Зато не жадный, пиво, вон, домашнему питомцу не пожалел, хоть и теоретически.

      – Вот у него того… как это говорят… «белочка». Пиво собакам наливает, сам с собой разговаривает. Нет, тут крыша явно отчалила. Возись потом с этим шизофреником.

      – В любом случае, решаем ни мы, у нас самцов уже ни во что не ставят, понахватались феминизма! Матриархатом так и прёт.

      – Так, все быстренько захлопнули пасти! Точнее, одну пасть и… что у тебя там? Впрочем, неважно. Сказала вечером, значит, вечером. И решение будет только моё, единогласное и единоличное. А сейчас бегом изображать домашних животных. Точнее, один – сидеть, а другой – под диван. И усики не высовывать! Не хватало ещё в последний день грязным пятнышком к линолеуму присохнуть.

      – Да чтоб у тебя шерсть клоками повыпадала за такое кощунственное карканье!

      – Сама мечтаю, побыстрее бы уже.

      Живительная влага полилась долгожданным нектаром в недра моей личной, самой засушливой в мире пустыни. Красные мухи сначала слегка оторопели, потом взвились возмущённым вихрем и наконец нырнули в этот водопад, постепенно меняя цвет на розовый. Земное существование начало потихонечку обретать осмысленность. Возмущённый Змий, утробно икнув, попытался выплеснуть назад этот неудобоваримый для него напиток. Усилием воли я его затолкнул обратно. Он предпринял новую попытку. Она снова не увенчалась успехом. Тогда Змий сменил тактику, залез сразу в два моих страдающих полушария, пришёл с ними к консенсусу и выставил ультиматум: пива, водки и быстро. Даже мало-мальски бедная закусочка в его рацион не входила – он воспринимал её как лишнюю помеху своему вольготному существованию.

      – Вот скотина чешуйчатая – в сердцах сплюнул я в раковину, благо теперь было чем.

      ***

      Состояние внутреннего полёта усиливалось. В голову сразу лезли воспоминания о первых школьных «вертолётиках», возникавшие из-за