Возвращение домой. Татьяна Фильченкова

что там, на дальнем берегу,

      лучше. И едут туда толпой. А здесь такой же берег, только пустой.

      – Что хорошего в пустоте?

      – А ты у Графа спроси, где ему больше нравится. Там бы ты его не отпустила.

                    Пёс и правда наслаждался свободой: носился по берегу, пробовал воду лапами. Макс развёл костёр. Вероника вытащила из рюкзака пакет с сосисками и снова поникла. Даже слезинку с ресниц смахнула.

      – Не хочешь искупаться? – Макс скинул футболку.  Он раскраснелся от огня, из-под волос струился пот.

      – Нет, вода, наверное, холодная. – Ника присела на берегу, обняв колени. Макс с разбегу прыгнул в озеро, обдав её брызгами. – Идиот! Ты шею свернёшь! Там же коряги могут быть.

      – Нет здесь коряг, я неделю назад проверял. Граф, ко мне!

                    Пёс топтался у кромки, не решаясь зайти глубже. Макс замолотил руками и ногами, завопил: «Помогите! Тону!» Граф больше не думал, рефлексы велели спасать человека. Он подплыл к Максу, схватил за плечо и потянул на берег. Вероника уже протягивала руку:

      – Ты цел? Что случилось? В омут попал?

      – Какой омут? – смеялся Макс. – В озере нет омутов. Это я для Графа притворялся.

      – Ты точно больной! Я испугалась.

      – Извини, не подумал, что всерьёз воспримешь.

                    Он вытянулся на траве. Граф отряхнулся, лёг рядом и положил голову Максу на грудь. Ника нахмурилась:

      – Граф, ко мне!

                    Пёс повёл ухом, но с места не тронулся.

      – Граф! – строго позвала Ника.

      – Ты чего, ревнуешь? – Макс потрепал пса за ушами.

      – Нет, конечно, но он должен меня слушаться.

      – Значит, ревнуешь.

                    Вероника смутилась:

      – Наверное. Почему он к тебе липнет, а на Егора рычит?

      – Собаки чувствуют людей. Надо было не рычать, а кусать за жопу.

      – Он не умеет.

      – Аристократическое происхождение не позволяет каку в рот брать?

      – Да какое там происхождение! Вернее, родители у Графа чемпионы, но он сам с дефектом родился, прикус неправильный. Его усыпить хотели, а папа, как узнал, чуть не подрался с заводчиком. Сказал, заберу, и не колышет, какой там прикус. Графа отдали, но с условием не говорить, чей щенок. У него даже родословной нет, в ветпаспорте как метис записан.

      – Ничего себе судьба. Да ты, оказывается, настоящих голубых кровей, только шифруешься. А чего не кусаешься?

      – Папа сказал, что он собака для удовольствия, а не служебная, не стал на охрану дрессировать. Граф не знает, что человек может его обидеть.

      – Но на некоторых рычит.

      – Рычит, но не кусает. Наверное, и правда предупреждал меня, чтоб держалась подальше от Егора. И… Макс, ты извини, что я тебя пиявкой звала. Ты просто за мной ходишь всё время. Я боялась, что Егору это не понравится.

      – Ладно, забыли.

      – А чего ты ходишь?

      – Разве не понятно? Нравишься ты мне.

      – Это глупо. Я стпрше на два года.

      – В масштабах вечности два года ничто. Костёр прогорел, пора сосиски жарить.

                     С