Нескончаемый дар. Владимир Алейников

– вроде, устроенный в жизни и давно живущий в Москве, где – всё то же, такая же деятельность, как и прежде, – издание книг, то и дело – устройство выставок, собирательство, целенаправленно, современной российской живописи, и не только российской, а всякой, где придётся и как придётся, благо – много её везде, человек бледнолицый, цепкий, невысокий и всем известный, с сигаретою вечной «Данхилл», взгляд – сквозь дым, – Александр Глезер; и – доселе мне незнакомый, патриот, русофил, из главных в этом стане, издатель, вроде, приложенья литературного – и к чему же? – к газете «День», чьё названье вдруг изменилось, если я не спутал чего-то, став туманно-значительным – «Завтра», человек дородный и крупный, рыхловатый немного, спокойный, но, однако же, с напряженьем – там, внутри, скрываемым тщетно, с осторожно приподнятым кверху, как фонарь в полумраке, лицом, славянин и, кажется, критик, со вспотевшим широким лбом и расправленными свободно под рубашкой чистой плечами, шумно дышащий Владимир Бондаренко.

      Все трое с удовольствием выпивали – и, несмотря на то, что считались представителями противоположных лагерей, друг с другом и не думали ссориться.

      Напротив, было им всем здесь, вместе, на волошинской миролюбивой веранде, у моря, летом, тёплым вечерком, уютно, покойно и хорошо.

      Андрей Битов сказал, обращаясь одновременно и ко всем гостям, оптом, и к Диме Лосеву, в частности:

      – Здесь, у вас, в Коктебеле, живёт Владимир Алейников, великий русский поэт. Почему его стихи не публикуются в таких изданиях, как «Крымский альбом»?

      Присутствующие, особенно сотрудники волошинского музея, никак не отреагировали на это.

      Они давно ко мне привыкли.

      Живу я здесь – и ладно, и хорошо.

      Работаю всё время – об этом они прекрасно знают. Знают, что я только и делаю, что работаю.

      А что пишу – обычно не спрашивают.

      Прекрасно им известно и то, что выступать с чтением своих стихов – ни у них, ни в других местах, – я не люблю. Существую я здесь – вроде, и рядом, близко, но в то же время и осторонь от всех и всего, в первую очередь от суеты, – и всё тут.

      У них – своя жизнь, у меня – своя жизнь.

      Всем известно: есть Коктебель, и в нём – Алейников, там, у себя в доме, приходит сюда – редко, всё работает и работает, и тянется так – годами.

      Издатель Дима Лосев и бровью не повёл.

      Словно ничего такого и не слышал.

      Я сказал:

      – Ну зачем ты так, Андрей?

      – А что? Я правду сказал. Так ведь всё и есть! – опять-таки обращаясь одновременно ко всем, стоял на своём Битов.

      С набережной во двор волошинского дома врывался грохот музыки из бесчисленных кафе и забегаловок.

      На веранде было относительно тихо и спокойно.

      Вроде бы продолжалась волошинская традиция общения.

      На самом деле – все сидели и выпивали.

      Факт культуры сменился обычным застольем.

      Ничего не поделаешь.

      Это