Золушка из Преображенки. Есения Светлая

какая уж молодость, Марин! Я тебя умоляю, пятый десяток пошел. Что мне, на выставку, что ли, ходить?

      – На выставку! – грозно хлопнула по столу Маринка. – Да! Представь себе, что на выставку! Ты в первую очередь себя сейчас продавать будешь! И не смотри на меня так. Встречают всегда по одежке, а уже потом разбираются, в какой отдел перевести. Так что будем тебя приводить в порядок.

      Маринка встала и убрала опустевшие тарелки. А затем продолжила:

      – Тебе чаю зеленого? Ага… так вот, в порядок, говорю. Завтра идешь со мной в салон, я уже договорилась. Светка завтра работать будет, сама хозяйка. Она между клиентами тебя и возьмет. Я-то не смогу, прости. У меня руки только для бритья полулысых дедов заточены. А Светка, она молодец. Она из тебя куколку сделает!

      – Марин, я не могу. Это же все дорого стоит, наверное.

      – Что дорого, Надь? Стрижка, покраска? Так рассчитаешься, как деньги будут. Мы все в салоне друг другу помогаем. Я девочкам массаж делаю, спинку мну, значит. А они мне тоже вот, когда надо помогают. И, заметь, тебе сделают все по своей цене, не по прайсу.

      – Все равно, не знаю, неудобно мне.

      – Не знаю, неудобно, – передразнила Маринка. – У тебя как будто выбор есть! Сейчас прижмут тебя кредиторы, чем Кольку кормить станешь? Кредит ведь не на один год! Тебе выкарабкиваться из этой дыры нужно, и свои захудалые принципы засунуть в одно место, сама знаешь какое! Пей чай, не сиди, как на поминках.

      Надя расстроенно уткнулась в кружку. Больно бьёт Маринка, точно в цель, как снайпер. И не скажешь ведь ничего против, права она. Ради Кольки Надя была готова на все. Ради себя бы не стала стараться, давно уже на себе крест поставила. Но Кольку поднимать надо. У него теперь ни дедушек, ни бабушек не осталось, все рано ушли. Поэтому надеяться не на кого.

      – Надя, не вешай нос, подруга! Справимся. Будет сложно расстаться с сединой, понимаю, плакать будешь. И с бровями такими кустистыми сложно и больно… но ты справишься!

      Надя тепло улыбнулась подруге.

      – Спасибо, Марин. Я на все согласна. Ради Кольки все вытерплю.

      10

      Утро выдалось особенно тяжелым. Ночью Надя так и не смогла уснуть. Проворочалась на чужой постели, вспоминая свою, мяконькую. Думала о прошлом и о Коленьке.

      Парень он, конечно, смышленый, справится сам, уж двенадцатый год ему пошел. Еды наварено, отопление работает исправно. Туалет и вода —все в доме. Да сын, если займется своим конструктором, то и не заметит, как два дня пролетит. И Макарыч обещал, что навестит его обязательно, а если Колька захочет, заберет к себе ночевать.

      Но все равно душа болела, словно рассталась она с ребёнком не на два дня, а на огромный срок. Да и с Маринкой вечером говорили долго и обо всем, плакались, ругали друг друга за мягкотелость и доверчивость.

      Все это как снежный ком наросло на собственные эмоции от прожитого дня, заявилось мохнатой бабайкой, всю ночь стояло у изголовья.

      Утром Надя встала не то, что с мешками, с хорошими синяками под глазами. Посмотришь на такую физиономию, и сразу понятно, баба неделю в запое