Убить нельзя научить. Пять книг. Ясмина Сапфир

мирах.

      И единственное, что омрачало мою радость и воодушевление, – Алиса. Мне все еще ни слова не сказали о том, поможет ли ей методика здешних экспериментаторов-медиков.

      И на заднем фоне все время маячила тревожная мысль. Как она там, одна, без меня?

      22

      За следующие два дня я узнала много новых слов – цензурных и не очень.

      Езенграс с утра до вечера муштровал преподов во дворе Академии, а на площади, позади крепости, муштровал аспирантов Вархар. И все бы ничего, но во дворах корпусов продолжали дрессировать студентов незабываемые Колокол, Генерал и Священник.

      Лекторам приходилось либо наглухо закрывать окна, либо срывать связки, перекрикивая их.

      Закрытые окна были чреваты метким попаданием в них того, что летало во дворах корпусов. Почти две трети стекол пали невинными жертвами военных учений. И все бы ничего, но пали они на студентов и преподов.

      От стеклянной крошки все навострились уворачиваться сразу после того, как она настигла студента у доски. Вот он решает себе задачки, и вот уже пришпилен стеклянными «лезвиями», как ассистент метателя кинжалов. Инфополе проиграло мне все как фильм.

      Конечно же, пару вел Мастгар – без него не обходилось ни одно самое веселое происшествие. Вместо того чтобы снять распятого на доске студента, он еще два часа водил всех полюбоваться чудо-зрелищем. Как на экскурсию.

      И всякий раз, когда студент начинал дрыгаться и возмущаться, дотрагивался до стекла, вонзившегося между штанин парня, и ласково так обещал:

      – Еще звук или писк, и карьера Фаринелли Кастрата тебе обеспечена.

      Посетив «комнату оборзения» – так прозвали учащиеся аудитории, где вел занятия Мастгар – я уже ничему не удивлялась.

      Ни тому, что по коридору бродили студенты и лекторы с рамами на шее. Ни тому, что ни разу оконному стеклу не удалось никого порезать. Бронебойные затылки и носорожья кожа выручали население Академии получше иных рыцарских доспехов.

      Первокурсники заметно погрустнели. Ректор сообщил, что «на войну» берут только со второго курса, а у «младшеньких» занятия продолжатся в «штатном режиме».

      И, конечно же, «штатный режим» Академии сильно отличался от «штатного режима» в любом нормальном вузе.

      Я не удивилась, когда на второе утро после обрушения Темной Башни по громкой связи вместо гонга прогромыхал голос Езенграса. Сигнализация наши уши еще щадила, ректор же, как и любой воинственный скандр, слова «пощада» не знал. В полуконтуженном состоянии я все-таки уяснила, что лекции и лабораторки переносятся в аудитории главного корпуса.

      Наконец-то я увидела – что же это такое.

      Проводить меня туда вызвалось сразу несколько кафедральных лекторов.

      Предложения Суггурда, Лиции и Мастгара я отвергла сразу.

      Суггурд с утра провожал меня в столовую окольным путем – он проходил около военных учений, а не в шаговой близости от них.

      По дороге подчиненный энергично рассказывал о том, как полтора года назад