Сантьяго. Одна душа на троих. Иван Пудовкин

говорить спокойно, хотя внутри меня все ходило ходуном.

      Почему-то во мне поселилась непоколебимая уверенность в том, что Флинт говорит правду и завтра я обязательно стану богатым человеком. Очень богатым…

      – Иногда в этом возникает необходимость, – Флинт улыбнулся и закурил сигарету.

      Он вообще часто курил. Пепельница уже наполнилась окурками, но, как ни странно, в кабинете было свежо.

      – А если я проиграю? – Мне казалось, что в данный момент мой взгляд мог бы погнуть стальную ложку, но на Флинта он не произвел абсолютно никакого впечатления.

      Выпустив струю дыма, он пожал плечами:

      – Решение принимаете вы… Вы ведь можете и не ставить. Тогда уж точно вы ничего не проиграете, но… и не выиграете. – Флинт усмехнулся. – Вы не проиграете. Итак?

      – Я подумаю, – пробормотал я, не глядя на Флинта.

      Если честно, то меня уже мало интересовала история того, как Флинту удалось сорвать джекпот суперэкспресса, сейчас меня больше занимало то, как будут развиваться события в завтрашнем матче на «Сантьяго-Бернабео». Я даже представил себе, как Гарри Бэйл на 32-й минуте, пройдя в тени трибун по левой бровке выскочил под яркое испанское солнце к углу штрафной и дальним ударом послал мяч в ворота…

      – Завтра помечтаете, – голос Флинта вырвал меня из фантазий, – а пока устраивайтесь поудобнее и слушайте. Я немного пройдусь.

      Он встал с дивана и сделал три шага вдоль кабинета, развернулся и сделал три шага назад, снова развернулся. Мое впечатление, когда я впервые увидел Флинта в кабинете, не было ошибочным, – это был крупный мужчина, ростом около 190 сантиметров и весом не меньше 120 килограмм. Сантьяго сидел ровно на его плече и, казалось, даже выпятил грудь.

      Я откинулся на спинку дивана и приготовился слушать. Мерно раскачиваясь, Флинт ходил туда-сюда по кабинету, видимо, решая, с чего начать свой рассказ.

      – Первое, что вам нужно знать, так это то, что случилось в тюрьме, – наконец произнес он. – Я отбыл довольно приличный срок. Если измерять его в земных годах, то выйдет лет пятнадцать… Да, пятнадцать, никак не меньше. Если же брать измерения космические, то получится, что я даже и не переночевал в тюрьме. Расхожее мнение о том, что жизнь – это здесь и сейчас, смешно и нелепо в самой своей постановке. Жизнь, она и здесь, и нигде… Свет взорвавшихся миллионы лет назад солнц доходит до нас только сейчас. Эти солнца давно умерли, а для нас они живы. Звезды же, образовавшиеся на их месте… Для них мы недоступны, и мы узнаем о их существовании десятки миллионов лет спустя, когда их уже не будет… В принципе, не стоит ломать голову над тем, что недоступно пониманию. Каждый человек проживает тысячи жизней, но понимают это единицы.

      Флинт прекратил маячить по кабинету и опустился на диван. Плеснув в стакан рому, он выпил его и вытер рот рукавом.

      – Впрочем, это не имеет отношения к нашей истории, – продолжил он. – Если взять за аксиому утверждение о том, что в жизни все относительно, то пятнадцать лет, проведенные мною в тюрьме, можно рассматривать с абсолютно