Дорога к счастью. Владимир Васильевич Киреев

остался холмик сырой земли, над которым возвышался деревянный крест. Вот так закончился праведный бунт за трезвость жителей села.

      Глава 4

      1

      Похоронив мать и сестру, дети собрались в родительском доме.

      – Ну вот, брат, видишь, до чего пьянство довело? – со злостью сказал Моисей Ефиму, сидя в хате за столом на месте хозяина. Теперь он по старшинству стал главой в семье. – И тятю, и маму враз потеряли, да сестрицу жаль, ни за что пострадала. Как теперь жить с этим?

      Моисей едва сдерживал слезы, молчал, шевелил сухими губами и с упреком смотрел на Ефима. Высокий, с широкой грудью, Иван поднялся из-за стола и пытался наброситься на брата с кулаками, но худощавый Моисей, заметно уступающий ему в силе, удержал его. Тут же вскочила Анастасия и, схватив мужа за руку, усадила на место и стала шепотом успокаивать.

      Ефим, нахмурив брови, виновато молчал. Сидел, низко, чуть не до самого стола опустив голову, подбородок его нервно подрагивал, руки теребили холщовую штанину.

      – Виноват я, братухи, только пить я еще до смертоубийства бросил, как с отцом Дионисием поговорил.

      – Не будет тебе прощения! – негодовала Меланья, стоя у печи. – Такого батюшку потеряли, да и я еле ноги унесла оттуда, всю оставшуюся жизнь трястись от страха буду.

      – Ничего, бог простит, – успокаивала Прасковья. – Господь ко всем милосерден. Может, вашего тятю и моего домой отпустят.

      Иван нахмурился и бросил на Прасковью недовольный взгляд.

      – Кто ж их отпустит, столько людей солдаты погубили, всю вину теперь за это на них переложат.

      Прасковья промолчала. Ей не хотелось спорить со свояком.

      – Царствие небесное матушке и сестрице нашей Лукерье, – вставая из-за стола, негромко, но так, чтобы все услышали, произнес Моисей. Он обратил свой взор на образа и перекрестился. Рядом с Николаем Чудотворцем он поставил Черниговскую икону Божией Матери с простреленной грудью как напоминание о скорбном дне.

      – Царствие небесное! – перекрестились все домочадцы.

      2

      Мария Грибова стояла у плетня. Мимо хаты как раз проходила Авдотья. Женщины поздоровались.

      – Иди-ка сюда, – заговорщически проговорила Мария. – Намедни мне Семен по секрету сказал, что твой Еремей заглядывается на Глафиру.

      – Как это? – опешила Авдотья, часто заморгав глазами.

      – Как, как! – спокойно проговорила Мария. – Что промеж них было, я не знаю, но только крутится он возле нее.

      – Это когда он тебе говорил?

      – Еще до стрельбы, когда шинок пограбили, они горилку уворовали и распивали за поскотиной. Так он тогда глаз на нее положил. Степка даже морду ему набил.

      – Брешешь! – вспыхнув глазами, злобно бросила ей в лицо Авдотья.

      – Да вот те крест!

      От неожиданности Авдотья обомлела и, немного помолчав, задумчиво покачала головой – не зря говорят, что все беды от красоты. Мужики падкие до красивых баб, и как их удержишь?

      Мария заметила замешательство