Без двойников. Владимир Алейников

из своего, не-бытового, не-земного времени и постоянно перемещаясь в пространстве.

      Жил – приноравливаясь к обстоятельствам, работал – одержимо.

      Рос, несмотря на житейские перипетии, – духовно рос – не с каждым годом, а с каждым часом.

      Рассчитан был – на столетие.

      Богатырь прямо – подумаете вы.

      Да, богатырь.

      Ведический герой.

      Подвижник и творец.

      Прозорливец и духовидец.

      Что и доказано – жизнью его и творчеством.

      Помню множество наших с Ворошиловым встреч на московских просторах и разнообразные истории из шестидесятых, связанные с нашим дружеским и весьма бурным общением, подкреплённым, как правило, ещё и выпивкой – пивом ли, вином ли, – тем, что было в каждом конкретном случае нам доступно, из-за вечной нехватки средств.

      В начале мая шестьдесят седьмого встретились мы всё в той же Марьиной Роще.

      Там, неподалёку от церкви Нечаянная Радость, жил Виталий Пацюков. Его жена, Светлана, относилась к Ворошилову с явной симпатией. Сам Виталий – всё больше присматривался и осторожничал. Похоже, он Ворошилова недопонимал. Однако, по моей рекомендации, приобрёл он у Игоря замечательную темперу, называвшуюся "Вавилонская башня", – понятно, что незадорого. Были у него и другие ворошиловские работы.

      Мы с Ворошиловым, вдвоём, заглянули в двенадцатиэтажную белую башню, не вавилонскую, а московскую, в которой находилась двухкомнатная квартира Пацюковых.

      Но на улице было куда лучше, нежели в квартире.

      Солнышко пригревало, воздух был тёплым, чирикали воробьи в садиках возле деревянных домов.

      И в одном из проездов Марьиной Рощи обнаружили мы забегаловку, где торговали дешёвым разливным портвейном.

      Понятно, что мы сразу же произвели разведку боем. То есть заглянули в тесное, пропахшее фруктово-спиртовым запахом, помещение забегаловки, обнаружили там изрядное скопление народа и решили для начала продегустировать вино.

      Вскоре мы уже благополучно стояли за одним из столиков у окошка, и перед нами стояло несколько стаканов портвейна.

      Мы, никуда не торопясь, прихлёбывали этот портвейн, белый, а не красный, что мы сразу же отметили, тем самым выделив его для себя из всех прочих. Закусывали мы скромными бутербродами, продававшимися здесь же.

      Но главное было вовсе не в вине, а в очередной возможности побеседовать, с глазу на глаз, по душам. И мы говорили и говорили с Игорем, всё больше об искусстве, конечно.

      Вскоре за нашим столиком пристроилась компания подвыпивших студентов. Они с явным интересом поглядывали на нас.

      Оба мы с Игорем были в беретах. То есть вид у нас был, можно сказать, художнический. Оба в старых пальто, мы всё же, видимо, чем-то выделялись из шумной публики.

      Один студент, показывая на Ворошилова, сказал своему приятелю:

      – Смотри, какой мужик стоит, ну прямо с картины Репина "Запорожцы пишут письмо турецкому султану"!

      Я мгновенно откликнулся:

      – А он и есть запорожец. Гоголь его фамилия. Он писателю, Николаю Васильевичу, родственником приходится.

      – Ну