13 дверей, за каждой волки. Лора Руби

нет волос. А потом увидела мальчиков, которые тоже шли к церкви, смеясь и показывая на нее, и радость тут же улетучилась. В октябре 1941 года Фрэнки было четырнадцать. Очень юный возраст, как могло кому-то показаться, – но только не для людей, стоящих на пороге новой войны, не для сирот, не для Фрэнки. Ей было всего на три года меньше, чем мне. Чем мне сейчас… Чем мне было…

      В общем, совсем не весело, когда мальчики смеются над тем, что ты не можешь исправить, над тем, что с тобой сделали. Особенно если среди них нет твоего брата, а некоторых даже можно назвать симпатичными.

      Добравшись до церкви, дети заняли свои привычные места. Пришел не весь приют, а только те коттеджи, которые исповедовались в это воскресенье. Сироты по одному заходили в исповедальню. Большинство сразу же выходили, бормоча «Аве, Мария» и «Отче наш», чтобы покаяться в грехах, совершенных делами и в мыслях. Несколько человек задержались подольше.

      «Бедный отец», – подумала Фрэнки, надеясь, что он выпил утром кофе.

      Фрэнки и другие девочки еще ничего не ели. Они позавтракают только после утренней мессы, то есть по меньшей мере через полтора часа. Направившись к исповедальне, Фрэнки прижала руку к бурлящему животу. Усевшись внутри, она задернула за собой занавеску.

      – Благословите, отец, ибо я грешна. С последней исповеди прошла неделя.

      Она плохо видела его сквозь решетку, но слышала, как он шуршит страницами Библии.

      – «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых, и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании циников»[3], – прочитал отец Пол.

      Фрэнки не знала, кто такие циники, но из-за сильного ирландского акцента отца это слово звучало не так уж плохо.

      – Тебе есть в чем исповедаться? – спросил он.

      От голода Фрэнки, как правило, становилась остра на язык. Ей даже захотелось вернуть ему вопрос: «А вам есть в чем исповедаться, отец?» Но на самом деле для этого она была слишком богобоязненна – и слишком замучена. Она подумала, не рассказать ли ему про упоминание имени Бога всуе или что плохо думала о младшей сестре. Это то, чего он от нее ждал.

      Но вместо этого она произнесла:

      – У сестры Джорджины лицо как у мумии. Только мумия симпатичнее.

      Я улыбнулась со своего места на потолке. Фрэнки поморщилась. Во-первых, потому что это была детская выходка, грех такое говорить вслух. Во-вторых, потому что ей, наверное, придется тысячу раз повторить «Аве, Мария».

      Но отец Пол ничего не сказал насчет «Аве, Мария». Он рассмеялся лающим смехом, похожим на кашель.

      Фрэнки наклонилась ближе к решетке.

      – Отец, с вами все хорошо?

      – Просто в горле запершило. Что ты сказала?

      – Она сегодня утром столкнула меня с кровати. Она всегда сталкивает меня с кровати.

      Фрэнки потянула себя за волосы и тут же одернула себя.

      – Было время подъема? – уточнил отец.

      – Да.

      – Вот видишь. Неужели ты думаешь, что выказываешь христианское уважение к сестре

3

Пс. 1: 1.