Акакий. Дачный домовой. Елена Храмцова

заглядывая во все углы и щели, словно пытаясь найти случайно незамеченную ранее печь. Находя вместо этого лишь больше признаков запустения и нежилого быта, он всё сильнее погружался в тихое отчаяние. Наконец в изнеможении он сел на пол под верстак и по-стариковски заплакал, вытирая рукавами слезы.

      Почувствовав неладное, ребёнок снова захныкал, и Акакий, опять забравшись на стул, вновь принялся укачивать его, шмыгая носом и размышляя о своём невесёлом положении.

      Сбоку послышалось:

      – Ну, здравствуй, суседко!

      – И вам не хворать, – пытаясь незаметно стереть рукавом остатки мокроты на морщинистой щеке и оборачиваясь на голос, недружелюбно буркнул Акакий насупившись. Не переставая покачивать колыбель, он молча исподлобья изучал прибывшего. Дворовых, а это был он, Акакий, как и любой уважающий себя домовой, не любил. «Только этаких гостей мне ещё тут не хватало», – недовольно подумал Акакий.

      Домовые с дворовыми испокон веков не ладили, уж слишком разными они были. Вечные выдумщики и пакостники, шебутные дворовые постоянно подтрунивали над серьёзными и всегда обстоятельными домовыми. Те, в свою очередь, никогда не относились к ним всерьёз и считали оболтусами и лоботрясами, что дворовых изрядно обижало.

      «Буду держать себя в руках и поскорей спроважу непрошеного гостя подальше, некогда мне тут любезностями обмениваться», – угрюмо решил про себя Акакий, который уж точно был сейчас не в настроении обмениваться колкостями со своим извечным недругом.

      Дворовой был моложав, веков пять, не больше. Держался степенно, и быстро уходить явно не собирался. Темно-пегие волосы были прибраны в хвост, на голове немного набок сидела плотная льняная шапка с отворотом. Глаза смотрели спокойно, внимательно и строго, без следа прищура или столь типичной для их народца издёвки.

      – А мы уж тебя заждались. Думали, не объявишься. Давно пора! Третий десяток почитай уж как дом да без хозяина-то… – спокойно, и, казалось бы, вовсе не вредно, проговорил он. – Такой ладный дом, да без хозяина, – негоже.

      Это с виду безобидное замечание стало последней каплей для измученного невесёлыми мыслями домового. От едва восстановленного равновесия не осталось и следа. Негодование снесло остатки выдержки Акакия, и он, несмотря на только что данное самому себе обещание не вестись на поддёвки, сорвался.

      – Ла-а-а-адный?! – яростным шёпотом взвился он, – Да ты надо мной, что ль, издеваться вздумал, ирод? Как землянка какая! Ни скамьи, ни стола, ни полатей! А грязища! Да сараюшка не прибрана, – и та приличнее смотрится! Хоть сколь-нибудь захудалой печи-мазанки не соизволили поставить!.. В такой хате и собаку поселить стыдоба, а они дитё разместить вздумали! А мать-то, мать! Младенчик ревёт-заливается, а она где?!.

      – Да ты погоди, погоди, причитать-то, – сконфуженно проговорил гость… – с работы ей позвонили, за домом ругается, не слышит поди, вот и не подходит. Который месяц уж, как в отпуске с дитём, а все никак отстать не