Предание о лисьих следах. Александра Рау

смягчилась, но обращение ее не порадовало.

      – Прошу, не называй меня так. Как хочешь, но только не «Ваше Высочество». При первой встрече я не просто так…

      – Хорошо, лисица, – перебил я ее.

      Будь мы в замке, эта выходка могла бы стоить мне головы. Однако принцесса, судя по реакции, приняла это как комплимент; ей не хватало неформального общения. Прозвище ей, казалось, тоже пришлось по нраву.

      – Можем встречаться дважды в неделю. Или трижды, – деловитым тоном предложила Ариадна, заходив кругами по комнате, словно планируя не уроки письменности, а военное наступление. – После заката здесь, в башне. Тут редко кто-то дежурит, поэтому всегда смотри в это окно. – Она указала на место, откуда чуть не выпала несколько минут назад, а затем перевела взгляд на факел на стене напротив. – Если путь будет чист, я буду зажигать огонь. Если нет – значит, я не сумела выбраться из лап придворных или прогнать стражу.

      Я кивнул, подтверждая, что запомнил условия. Не представляя, как будут проходить наши занятия, а также ради чего мне вообще учить людскую письменность – уж точно не ради таблички на входе в башню, – я не придумал ничего лучше, как спросить:

      – Что, хочешь проводить вместе больше времени?

      – Похоже, однажды пересекшись, наши пути теперь переплетены. А я не люблю неграмотных, – с наигранным презрением бросила она, и мы обе рассмеялись.

      Полагать, что три вечера в неделю принцесса будет посвящать мне, было самонадеянно и глупо. Список мешающих тому причин пополнялся ежедневно. Во-первых, король усилил охрану в замке, разбавив отряды гвардейцев множеством южных воинов. Во-вторых, зачастую Ариадна проводила время иначе. Каждый раз, когда в рассказе о ее дне я слышал имя принца Куориана, меня пробирала дрожь. Она едва ли хорошо отзывалась о нем; чаще рядом с его именем стояли прилагательные вроде «заносчивый», «высокомерный» и «наглый», но он, напротив, проявлял к ней недюжинный интерес. Его общество навязывалось лисице при любом удобном случае, и, если нам доводилось видеться после ужинов в его компании, Ариадна всегда приходила измученной, словно после выматывающей тренировки по рукопашному бою. В такие вечера мы мало что изучали; я лишь повторял пройденное, а она молча устремляла взгляд в пустоту и изредка тяжело вздыхала.

      Незнакомое чувство прожигало дыру в моем сердце. Ненависть? Никогда не думал, что приду к такому – ненавидеть человека, встреча с которым ограничилась лишь одним невзаимным взглядом. Он не сделал мне и моему народу ничего плохого. Все, что меня в нем не устраивало, – его внимание к своенравной принцессе и то, что оно не доставляет ей удовольствия. Лишь навевает скуку.

      Ревность? Глупости. Эльфы не славятся бурной личной жизнью, потому как разумны. Ревность являет собой страх потерять того, кем ты обладаешь. Но разве можно считать кого-то своей собственностью, не противореча здравому смыслу? Разумеется, нет. Является ли Ариадна моей собственностью? Даже думать о таком не следует.

      Впрочем, после отъезда объединенного войска