Чёрный сон. Ягура. Андрей Стригин

начали срываться проклятия. Женщина привстала со своего места, ещё чуть-чуть и от ярости вцепится в обидчика.

      Аскольд между тем спокойно продолжил:

      – Не я вас так назвал, а ваш покойный батя. Не знаю, какие у вас были в семье отношения, но я бы такого отца за эти слова давно б убил.

      – Не твоё дело! – прохрипел один из братьев.

      – Согласен, не моё. Но позвольте вас спросить, а он действительно мог сжечь дом?

      Братья отвернулись, женщина злобно засопела. Аскольд мгновенно сделал вывод:

      – Значит, я не ошибся, смог. Вы понимаете, что этим он бы всех обрёк бы на жуткую смерть?

      – А слабо другой дом выстроить, собственный, а не зариться на чужое? – кривя губы от ненависти, изрёк один из братьев.

      – Да не нужен нам ваш дом, – в раздражении произнёс Аскольд. – Утром мы уйдём. Тебя как звать, – он устремил на женщину тяжёлый взгляд.

      Она не смогла его выдержать, неожиданно уткнулась в ладони и зарыдала:

      – Неужели нельзя было его убивать?

      – И не думал ломать ему шею, но его нож был очень близко к моему сердцу. Боялся не успеть, – искренне заявил Аскольд. – Да и порядочной сволочью был твой муж. Да и не любила ты его, и детей он своих ненавидел.

      – Неправда, он любил нас.

      – Но странною любовью, – фыркнул Ефим.

      – Не ваше дело! – вспылил старший брат и покраснел от гнева.

      Неожиданно подал голос младший:

      – Он часто нас бил… и тебя тоже… мать.

      – Помолчи! – в сердцах всплеснула она руками.

      – А в больнице ты лежала…

      – Хватит семейных разборок! – рявкнул Аскольд.

      – Меня Алевтиной Фёдоровной звать, – неожиданно тусклым голосом произнёсла женщина. – А сыновей: Остап и Яша.

      Ночь была в разгаре. На улице творилась настоящая вакханалия. Хлынул такой силы ливень, что казалось, начался Всемирный потоп. Трескучие громовые разряды, чередуясь с дикими плясками молний, вселяли в сердца людей настоящий первобытный ужас.

      Ефим, заступивший на пост, замер у окна на втором этаже, и осторожно выглядывал во двор. В луже у забора плавал труп боксёра. Странно, но он притягивал взгляд. Сибиряк поймал себя на мысли, что чего-то ждёт, будто рыбак, наблюдающий за поплавком. Гадостное состояние. Он поёжился, крепче сжал грубую рукоятку ножа. Молний было столько, что иной раз становилось светло, как днём. В эти промежутки Ефим особенно пристально вглядывался в ночь, но всё было спокойно. Он чуть расслабился, положил нож рядом, вытер об куртку вспотевшие ладони, хотел было спуститься вниз, но краем глаза заметил у дерева длинную тень. Тогда он вновь прильнул к окну, пытаясь рассмотреть непонятный силуэт. Это явно было не животное, может вытянутый куст? Ефим разозлился сам на себя за пустые страхи, хотел отвернуться, но тень двинулась в направлении трупа боксёра. На миг вспыхнули изумрудным огнём два глаза. Сибиряк отпрянул от окна. От ужаса пересохло во рту. Внезапно он