Непрощённые. Ютта Гладкая

досадовал на себя самого.

      – Ты бы мог просто положить меня к себе на колени и отшлепать, – пробормотал он. – Чего было устраивать это представление?

      Все-таки, понял. Мэйр чуть улыбнулся и сказал:

      – Хотел посмотреть на что ты годишься, – и добавил, смягчая колкость, – Буду учить тебя, если хочешь. Зоэрани – хороший воин, но ее оружие – кинжалы.

      – Меня обучали и мечники, шенни.

      Мэйр пожал плечами.

      – Дело твое, принц. Я увидел, что мне нужно было.

      Сингур было вспыхнул гневом, но тут же чуть смущенно рассмеялся.

      – Вот ты язва, Мэйр! Конечно, я хочу, чтобы ты обучал меня – ты явно искусный воин. Просто мне показалось, что ты отыгрываешься на мне за то, что утром я сумел тебя смутить.

      – Может самую малость, – спокойно признался Мэйр.

      – Ну вот, – удовлетворенно выдохнул Сингур. – Ты хотя бы понимаешь, что насмехаешься над принцем и будущим Императором, а? А потом еще и унижаешь его, демонстрируя свое превосходство, как воина.

      – Вот станешь Императором, прикажешь меня казнить, принц, а пока лучше я тебя поунижаю, чем кто-то другой убьет или возьмет в плен. И потом, где тут унижение? Всегда найдется тот, кто более умел, силен и опытен. А ты еще долго и достойно держался, уж поверь.

      – Старался произвести на тебя впечатление. Ты вот на меня произвел, – Сингур слегка насмешливо и с вызовом смотрел шенни в лицо. – Особенно утром.

      Мэйр нарочито тяжело вздохнул.

      – Все никак не угомонишься, мальчик-принц?

      Сингур вскинул голову и ослепительно улыбнулся.

      – Не-а. Даже не надейся. Тут у тебя с тоски подохнешь иначе.

      Он развернулся, заложил руки за спину и, что-то напевая под нос, пошел в сторону хижины.

      Мэйр остался стоять. Ну что ты с ним будешь делать. Не любит сдаваться мальчик-принц, предпочитая оставлять последнее слово за собой. Впрочем, может для будущего правителя империи – это не самый большой порок. Скорее даже достоинство. Вот только сам Мэйр не жаловал таких игр. А уж с людьми – тем более. Но, как ни странно, ни злости, ни раздражения он не испытывал. Удивление – пожалуй. И что-то иное, позабытое уже очень давно. Когда-то так веселились молодые шенни, и поддразнить старших соплеменников, отточить когти, втягивая в шутливую забаву, считалось не зазорным. А потом и похвалиться своей смелостью. А суровые, казалось бы, воины и охотники, снисходительно позволяли им это.

      – Ну ты идешь уже? – весело окликнул его Сингур, стоя у входа в хижину. – А то я доем остатки мяса один.

      Ночной лес серебрился, залитый светом огромной луны. Она нависала низко над самыми кронами деревьев, как будто вот-вот упадет на землю. В такие ночи любой Старший чувствует себя единым и с этим лесом, и с этой ненормальной луной. Хочется кататься по мягкой, устланной листьями и мхом земле, дрыгать лапами в зверином восторге, чесать спину о корни и совсем забыть, что приносят дни. Есть только ночь, луна, серебряный лес и абсолютная свобода.

      Повинуясь