Лапочки-дочки из прошлого. Исцели мое сердце. Вероника Лесневская

как их есть.

      Я рано расслабилась – и получила удар в спину. Смертельный.

      И теперь все, что у меня осталось, – машина доставки с логотипом несуществующей кондитерской. А еще вещи, которые бывший муж любезно позволил мне сегодня забрать из кафе. До того, как его закроют на ремонт.

      Вот и все. Жили мы недолго и несчастливо, пока развод не разлучил нас.

      А дети… Их у нас с Женей так и не получилось. Наверное, к лучшему. Иначе бы еще и малышей делили…

      – Грузи с остальным хламом, – выкрикивает один из рабочих и цепляет трос к помятой вывеске. Небрежно наступает на нее грязным кроссовком. Дает знак водителю грузовика. Хлопает по кузову и достает из кармана сигареты.

      На секунду мне кажется, что сразу после перекура он подойдет ко мне, закинет на плечо и оттащит меня туда же. К ненужному мусору.

      «Боже, дай мне сил это выдержать», – шепчу, впервые за все время прикрыв глаза. Слез нет. Я вообще не плачу. Не истерю. Говорю же, улучшенная модель жены. Только теперь сломанная.

      – Мася, смотли, какая класива-ая, – восхищенно тянет тонкий детский голосок.

      Сердце оживает под ребрами, стучит все быстрее и чаще. Пытается выскочить на звук. Кровь бурлит в венах, зовет. Не понимаю, что со мной.

      – Ксюса, низя тыкать пальцем, – отчитывает ее вторая.

      Опускаю взгляд и вижу крохотных рыжих кудряшек, похожих друг на друга как две капли воды. Приятное тепло разливается в груди, течет по всему телу, солнечным светом пробивается сквозь кожу.

      Я всегда по-доброму относилась к детям. Но ни разу не чувствовала ничего подобного. Наверное, расклеилась после развода. Стала слабой и сентиментальной.

      – Она тоже солныско. Как мы, – довольно кивает первая малышка и указывает пальчиком на мои волосы.

      Словно под действием неведомой силы, я приседаю перед ними и беру их за ручки. Веду большими пальцами по нежной, бархатной, покрытой слабыми веснушками коже. Ох и замучаются красавицы с ней, когда вырастут. По себе знаю.

      – Вы откуда, крошки? Потерялись? – тяну уголки губ вверх и получаю от девочек ответные улыбки.

      – Неа, – отрицательно качают головами, и озорные кудряшки подскакивают в такт. – Папу ждем. Я Ксюса, она Мася, – бойкая представляет обеих, пока сестра настороженно молчит.

      – Ксюша и Маша? – расшифровываю их «детский говор».

      – Ага, – соглашаются обе. Значит, угадала. – А ты кто? – одинаково наклоняют головы. И накручивают кудряшки на пальчики.

      – Меня зовут Вера. Я…

      Одинокая женщина. Без мужа, без детей, без работы. Я никто. Так себе презентация. Поэтому умолкаю, не зная, как представиться.

      – Ты наша мама? – выдают хором. И на миг вгоняют меня в ступор. Потому что у меня не может быть детей.

      – Нет, – резко поднимаюсь.

      И вряд ли ей когда-нибудь стану. Но пожалеть себя не успеваю, потому что на всю улицу неожиданно раздается жалобный детский плач. Две сирены сливаются в одну. Вселенского масштаба.

      От крика малышек замирает сердце. Пропускает удар – и разрывается на части, истекая кровью. Не имея ни малейшего опыта общения