Четыре угла коварства. Лариса Соболева

но у нас не любит начальство, когда называется точный промежуток. Далее… Раз пистолет был в руке, может быть, она и убила мужа. А потом, выйдя из спальни, взяла и умерла. Бывает, смерть наступает внезапно и скоротечно.

      – Н-да, очень убедительно, – покивал Павел. – Феликс, а ты что скажешь по этому поводу?

      Тот, не переменив прежней позы, молча пожал плечами, но ни слова. Павел опустил голову и уставился на женщину: молодая, красивая… была. Смерть подпортила красоту, впрочем, она никого не украшает, и если долго рассуждать об этом над каждым трупом, можно запросто заполучить психоз. Это просто тело, которое еще недавно бегало, любило, страдало, радовалось, а теперь оно всего лишь объект для подробного исследования.

      В качестве следователя Павел работает недолго, но всегда, когда перед ним лежит молодой человек без признаков жизни, а он имеет дело в основном с убитыми, всегда думает: чем, интересно, этот человек жил? Почему он так рано освободил себя от земных забот или его кто-то освободил? Они могут быть жертвами, а могут быть мошенниками, преступниками, в любом случае эти люди сделали ошибку, которую называют роковой, ибо результат ее – смерть.

      – Пал Игоревич… Пал Игоревич!

      – А? – вышел из задумчивости Терехов, оглянулся и увидел в дверном проеме самого молодого опера в их группе Сорина. – Что такое, Женя?

      – Я зову-зову вас…

      – Извини, задумался. Есть новости?

      Сорин, подходя к Терехову, свойственным ему легким тоном меланхолика, который в группе воспринимается с юмором, поведал:

      – Странно, что вы ждете новостей от свидетелей, которые не хотят стать свидетелями, при том являясь соседями. Я дам на отсечение любую свою конечность, но гарантирую: соседи наверняка подглядывали в дырки забора. Выжал из них ноль информации, хотя я чертовски обаятелен… (Кориков хихикнул.) Да-да, обаятелен! – конкретно Антону сказал Женя. – Недаром на прошлом нашем деле меня кормили пирожками в деревне все тетки, услаждая мой слух сплетнями.

      Терехов улыбнулся, ему нравились ребята, с которыми он сработался, в частности Жека Сорин. С первого взгляда на него вроде не впечатляет, а потом видишь, какой он славный, мальчишеского склада, к тому же интеллектуал, бесспорно, Женя вызывает симпатии.

      – Сорняк, много говоришь, – тем временем подал голос Феликс.

      – А ты долго сидишь и много молчишь, – парировал тот, не обидевшись: беззлобные перепалки в их компании обычное дело. – Неопрошенные есть, народ в отъезде, на работе, в гостях и просто прикидывается глухим, не отвечая на звонки, будто их нет дома. Чем еще я могу стать полезен в этом доме скорби?

      Феликс поднялся на ноги и пробубнил:

      – Как ты надоел, Сорняк, своим высоким штилем. Не туда попал, тебе следовало в театральный податься, а не на прозаическую стезю òпера ступать.

      – Не-е, – протянул тот. – Публичность не мое, к тому же не могу по заказу, только когда льется из души, как песня.

      – Иди к Вениамину, – распорядился Терехов. – Он в подсобных помещениях. Правда, я не знаю пока, что искать…