Дорогой добра. Ева Яблоневская

Федьку, обидчик отпустил Алёшку. Малыш держался из последних сил, его глаза были полны слёз.

      – Он не дурачок! – возразил Федька жёстко. – Как вы можете так обижать ребёнка, который вдвое меньше вас? Ещё и все на одного? Чего молчите? Не научились считать, сколько это, вдвое меньше? Объясню: ему четыре года.

      – А что он бормочет что-то непонятное. И с виду не такой уж и маленький совсем.

      Уголки Алёшкиных губ поджались вниз, ресницы задрожали, а по розовым щёчкам с ямочками покатились крупные слезинки. Федька протянул ему руку и малыш, уже не сдерживая слёз, прижался к нему.

      – Это очень низко – обижать того, кто слабее, и кто имеет какие-то недостатки. Да, Алёшка плохо говорит, но кто-нибудь из вас хотя бы раз попробовал к нему прислушаться? Если вам жалко поделиться машинкой, то и играли бы где-нибудь в безлюдном месте, где нет детей, которые могут её у вас попросить. Или тогда играть неинтересно, когда вам никто не завидует? Я помню, вы ребята так хотели в футбольный клуб, но, знаете, таким там нет места. Там команда, единая и целая. Один за всех и все за одного. А вы – не команда.

      Ребята покраснели и опустили глаза. Федька встал на колено здоровой ноги, заправил Алёшке футболку и одёрнул курточку.

      – Пойдём, Алёшка, я тебе мяч принёс. Настоящий, футбольный. Ещё и с автографом. Эти ребята больше тебя не тронут. – Он с укором посмотрел на подростков. – Никогда.

      – Фека – лысый луг! – вдруг заключил малыш и посмотрел ему в глаза.

      – Лысый луг? А почему лысый? – Федька добродушно рассмеялся и снова обнял мальчика. – Чего ж я лысый? Вроде бы не очень, – он автоматически пригладил рукой короткие волосы на голове. – Ладно, пойдём!

      Настроение у недавно весёлой компании явно испортилось, и ребята посеменили прочь с площадки. Федька дал Алёшке мяч и предложил побросать его в проём сломанной ограды. Как раз там, где стояла его лавочка, а сам потихоньку костылём отбивал робкие броски.

      Мимо снова шла компания во главе с Генкой. Тот споткнулся о прислонённый к лавке Федькин костыль, и выругался:

      – Слушай, ты бы не мог пойти посидеть со своими костылями к бабушкам на лавочку? Инвалидам вообще на спортплощадке не место! Шуруй куда-нибудь к таким же, как ты! – Генка со злостью снова пнул костыли, и те упали на землю. Федька сцепил зубы, чтоб удержаться и ничего не сказать.

      Вдруг к Генке сзади подскочил Алёшка. Малыш вцепился ручонками сзади в его ветровку и стал кричать:

      – Ты плохой! Плохой! Очень злой!

      Тут же послышался женский голос:

      – Алёшка, стой! Что ты делаешь! Отпусти мальчика, сейчас же! – к ним подбежала женщина, чуть моложе Федькиной мамы, и стала отдирать Алёшку от Генки.

      – Во, злющий! Ща покусает! – послышались злые замечания.

      – Мамаша, заберите своего бешеного ребёнка! Если он на людей кидается, то на цепь его посадите! Говорят, помогает, – огрызнулся Генка.

      – За сына я прошу прощения, а вам-то сколько лет, молодой человек?

      Генка