Запретная любовь. Халит Зия Ушаклыгиль

зеркала, улыбнулась своему отражению и увидела там уже не бедняжку Бихтер, которой грозило остаться без мужа, а супругу Аднан-бея, она поприветствовала ее и поздравила. Погруженная в свои мысли, она снова подошла к окну: веточка плюща, словно улыбаясь ей, проникла сквозь планки ставень; она оторвала от него тоненький росток, прикусила его мелкими, белоснежными, как жемчуг, зубками. Из комнаты, погрузившейся в темноту, она задумчиво, слегка прищурив глаза, посмотрела на цветы и лужайку в саду; теперь сад выглядел совсем иначе, теперь здесь были ее мечты, они сияли и переливались разноцветными красками.

      Она видела перед собой не сад, а груды прекраснейших тканей с рассыпанными по ним драгоценными камнями. Словно радуга распалась на части, пролилась потоками зеленых, синих, желтых, алых шелков и рассыпалась в лучах солнца яркими брызгами изумрудов, рубинов, алмазов, бирюзы.

      Вот, вот то, что она безумно любила и не могла себе позволить, они зовут ее призывным взглядом и ждут, готовые покорно выполнить любой ее каприз.

      Ах! Эта нищая, убогая жизнь, которая научила ее с фальшивым смирением скрывать боль и тоску по всем тем вещам, которые она не могла себе позволить, вынуждая искать изысканность в простоте. Как ей надоела эта жизнь, как она устала закрывать глаза, чтобы не видеть всего этого. Каждый раз, когда шли в магазин, они, укоряя в безвкусии дорогие драгоценности или богатую ткань, отталкивали их резким движением руки. Да, отталкивали, но в душе Бихтер каждый раз что-то рвалось. И теперь, когда перед ее взором сверкающим потоком проносились мечты, она вспоминала, как они с матерью и сестрой останавливались перед витринами магазинов. Они надолго замирали в ошеломленном молчании то перед одной, то перед другой витриной и, не признаваясь друг другу, мысленно примеряли на себя желанные украшения.

      Вот это ожерелье Бихтер надевала на шею, бриллиантовый браслет на руку, придумывала, как лучше украсить волосы заколкой в виде малюсенького воробья, который держал в клювике огромную, как горох, жемчужину; всего на пять минут она поддавалась этим опьяняющим мечтам, но, отойдя от витрины, ей хотелось сорвать гремящие на запястье дешевые серебряные браслеты и тонкие золотые цепочки.

      Когда она думала о том, что теперь все это будет ей доступно, убожество их жизни представало перед ней с еще с большей ясностью и отчетливостью: словно в воображении она уносилась ввысь, подальше от реальной жизни, и, глядя с высоты, степень их падения становилась еще очевиднее. Сегодня она смотрела на действительность так, словно ее глаза уже привыкли к роскоши.

      Одежда на ней, вещи, которые ее окружали, кричали о бедности и давили на нее, наводя тоску. Эти стулья, прикрытые вязаными салфетками, чтобы скрыть изношенность ткани, старый потрескавшийся ореховый шкаф, железная кровать со стертой позолотой, ветхие занавески, свисающие с окон уныло и обессиленно, она смотрела на эти вещи, которые были изготовлены в свое время с искусным мастерством, но теперь уже отслужили свое, как на реликвии из мира бедности, которые следовало