Приют жизни. Оля Сойка

детского дома прозвучал, как волнующая мелодия сердца. Иеромонах Даниил Тымчина открыл дверь в дождливую улицу .

      – Христос посреди нас. Брат Даниил, я с Адамом Ротфельдом.

      – И есть, и будет. Брат Константин, Адам, проходите скорей.

      Скрипучая дверь захлопнулась. Монах Константин вместе с мальчиком, которого он прятал в своем плаще от дождя, последовали за священником. Даниил предложил им выпить чаю, на что они согласились. Повернув направо они оказались в большом красочном помещении, где стояло около пятидесяти стульев и пять столов. Отдельно стоял стол немного меньше, за которым сидели братья монахи, руководящие приютом. После того как Даниил Тымчина налил чаю, поставил на стол печенье и произнес молитву над пищей, Константин перешел к своему делу, из-за которого он и оказался за этим столом:

      – Брат, архимандрит Климентий Шептицкий велел мне привести к вам в приют Адама.

      – Да, он предупредил меня, что один монах должен привести ко мне большую драгоценность – мальчика еврея.

      Даниил Тымчина указал мальчику рукой на стул, а ребенок, как маленький запуганный черный щенок сел за стол. Иеромонах подал ему печенье и кружку с чаем и спросил:

      – Сколько тебе лет Адам?

      – Мне четыре года.

      – Вы знаете его отца Леона Ротфельда, он вел дела нашего монастыря? – спросил Константин.

      – Ах да, он был также и прекрасным адвокатом.

      – Как у вас тихо в приюте, как будто пятьдесят сорванцов испарилось.

      Слова монаха Константина очень рассмешили доброго отца полсотни мальчиков:

      – О нет, они исчезли из коридора, сейчас сидят за партами, а головы мучаются от знаний. Сейчас школа, возможно, -самое лучшее лекарство от войны. Они могут играть, бегать, прыгать, но только в мирное время. Во время войны же они не могут ничего не делать, кроме как думать о смерти людей на фронте, своих родных от рук нацистов и о том, что они погибнут из-за бомбардировки…