Фрагменты сожалений. Сергей Блейк

Услышав, как открылась дверь, мужчина оторвался от писанины и взглянул на вошедшего – из-за разных диоптрий в линзах один его глаз казался заметно больше другого – и улыбнулся:

      – О, здравствуй, – поприветствовал он Диму, и голос его был мягким, но с хрипотцой. – Как себя чувствуешь?

      – Здравствуйте. Я в порядке. Куда это положить? – поднял он руку с набором художника-неумехи.

      – Клади на стол, я уберу потом, – махнул тот рукой.

      Дима так и сделал.

      – Только не говори, что ты что-то нарисовал и снова выбросил рисунок!

      – Нет, на этот раз не выбросил, – заверил его юноша.

      – Вот и молодец! Так держать! Это ведь не первый раз, когда ты сохранил рисунок?

      «А то ты не знаешь!» – хотел он съязвить, но лишь сдержанно дал утвердительный ответ.

      – Послушай, – продолжил мужчина, – может, купить рамки для твоих работ? Повесили бы на стену в твоей палате. Вот будет тебе сильно грустно, посмотришь на них – и станет полегче. Не каждый, даже самый здоровый и телом, и духом человек может заставить себя заняться чем-то творческим. А ты – ты можешь, потому что, – сжал он пальцы в кулак, – ты сильней, чем тебе самому кажется.

      – Нет, – нахмурившись, помотал головой Дима. – Они какие-то… совсем уж детские, простенькие. Будь я художником… хотя бы обучался художественному ремеслу… – другое дело. А так…

      – Ну, – пожал плечами медбрат и кончиком пальца поправил на переносице очки, словно сам не до конца верил в сказанное – или в то, что произнес следом, – им же, – кто ж знает, вдруг и станешь художником.

      Не оценив попытку его подбодрить, юноша только выдавил улыбку и, сообщив об уходе, покинул кабинет.

      Он уже взбирался по лестнице, когда в голову ему пришла старая затея пробраться в архив больницы и найти документы, которые, быть может, позволили бы ему выяснить хоть какую-то правду о себе, сняли завесу таинственности, окутывающую его прошлое, раскрыли данные о родителях или любой другой родне. Впервые он загорелся желанием туда попасть еще лет шесть назад – шесть лет! – и каждый раз либо опасался быть пойманным, либо попросту натыкался на запертую дверь, либо убеждал себя в том, что раскрытие истины в лучшем случае станет бессмысленным занятием, в худшем – пуще прежнего расстроит его. Единожды попросил медсестру, которой в те дни мог доверять как никому другому, подсобить ему в этом деле, но та категорически отказалась, уверяя, что ее после такого непременно уволят (если не поймают с поличным, то Дима рано или поздно, осознанно или нет, выдаст их обоих), и более он о просьбе никому не заикался.

      Архив располагался в подвале больницы, дверь которого всегда была заперта на висячий замок. Бывали случаи, когда Диме удавалось увидеть, как кто-нибудь из медперсонала покидает подвал, не закрывая за собой дверь, но гарантий того, что внизу никого не оставалось, у него, разумеется, не было; он мог, конечно, с порога окликнуть любого, ни к кому конкретно