Солнце Запада. Денис Куклин

позже. И мы обо всем поговорим. Но сейчас нам нужно остаться наедине. Я должна понять, что с ним произошло.

      – Настя, он – лжец, каких мало. Ну, хорошо. Но позвони мне сразу же, как почувствуешь опасность!

      Нина Елисеева, невысокая, смуглая и крепко сбитая, наверно, была для Насти самым близким человеком по духу и по складу характера. Их без натяжки можно было назвать сестрами.

      – Просто я волнуюсь за тебя, – сказала она подруге. – Я знаю, как уходят те, кого я люблю. Уходят внезапно… Настя, будь осторожна.

      – Все будет хорошо. Я позвоню тебе. Скоро.

      Они поцеловались на прощание.

      Настя с Плетневым зашли в подъезд, а Нина села в машину и какое-то время сидела за рулем без движения. И по ее лицу трудно было понять, о чем она думает. Было в ней что-то от восточных красавиц, непостижимое, неописуемое словами, словно ее лицо было всегда прикрыто чадрой, и редкий человек мог видеть ее истинное обличие.

      – Я буду ждать, – внезапно произнесла она твердым и громким голосом и повернула ключ в замке зажигания.

      А Настя с Плетневым зашли в лифт.

      – Неужели ты ничего не помнишь, Сережа?.. Этот лифт. Этот вечный запах жареной картошки с луком, которую так любят мои соседки… Посмотри, вот эту царапину сделал ножом мой сын. Это было четыре года назад. Мы ехали в лифте. Максим достал перочинный нож, который выменял у кого-то на диск с фильмами. И решил написать свое имя. А мы остановили его и ругали потом. Неужели ты этого не помнишь?

      – Нет, – покачал головой Плетнев. Они вышли из кабины. – Я ехал к своим родителям. Понимаете, в январе я очнулся в незнакомом доме. Там был человек. Я не знал его. Но он сказал, что спас меня. А потом он рассказывал что-то обо мне… что-то страшное… Но я уже не помню ничего… – Голос у него внезапно сорвался.

      – Что? Что он тебе рассказал, Сережа? – Настя развернула Плетнева к себе. – Что сказал тебе этот человек?..

      – Я не помню. Я помню только, как ушел из его дома. Где-то спал, ел что-то… А потом стало тепло, и снег почти растаял… Я жил в коробках возле дороги. Там было много людей. И вдруг я вспомнил дом, в котором жил когда-то, когда был ребенком. Я вспомнил город, этот город. И пошел сюда…

      Они стояли возле входной двери, которую Настя уже открыла. Но она не перебивала Плетнева. Она боялась, что он потеряет цепь рассуждений и замолчит. Ей казалось, что именно в этот момент она ближе всего к разгадке тайны.

      – Я пришел на рассвете. Я помню стаи скворцов. Я помню, как собаки бегали по дорогам. Было очень рано и очень тихо. Мне казалось, что я иду наугад. Но на самом деле я знал, куда нужно идти. Я остановился возле старого кирпичного дома и стоял там, глядя на окна. А потом из подъезда вышел человек. Пожилой мужчина с маленькой лохматой собачкой на поводке. Он узнал меня. Он спросил, где я пропадал все это время? Я не помнил его, но все равно спросил о своих родителях. И он сказал, что их больше нет. Нет уже очень давно… Как – нет? – Плетнев посмотрел на Настю, в его глазах плавилась неподдельная горечь. – Я шел к ним. Я их помнил… И вдруг этот человек говорит, что мои родители погибли… Я встал и пошел. Собака лаяла мне вслед. А потом я побежал и бежал до тех