Огненная кровь. Том 2. Ляна Зелинская

быть, потому что дразнить брата Альберту всегда было в радость.

      Но мысль о том, что это правда, что Альберт дрался с Драгояром из-за женщины, была для Иррис неприятной. Она чувствовала вину за вчерашнее. А ещё раздражение и злость на свою беспомощность и зависимость, и на то, что она снова вынуждена делать то, чего совсем не хочет. На то, что все смотрят на неё, как на ценную вещь, на товар, и никто не видит в ней человека.

      Разве что, Альберт…

      И если отбросить его вчерашние признания в библиотеке, его слишком горячий поцелуй, если бы не этот огонь и дрожь в руках, она бы хотела с ним поговорить, потому что…

      Он другой… Он не похож на них всех… Он, скорее, похож на неё… И он бы её понял…

      А она отчаянно нуждалась в понимании. Вчерашний бал открыл перед ней ужасную картину её ближайшего будущего. Вчера, когда она плакала в кровати Себастьяна, она поняла, что испытывает лань, которую ведёт стая гончих. И ещё до завтрака решила поговорить с будущим мужем. Когда Себастьян пришёл, Иррис позвала его на террасу и выложила напрямую всё, что её пугало: интриги, ненависть, бесконечная борьба за власть, жажда его родных оторвать от неё кусок.

      Она говорила горячо, пытаясь выплеснуть все свои страхи, а в конце взяла его за руки и произнесла, почти умоляя:

      – Ты говорил, что не совсем готов, что быть верховным джартом тяжело. Может быть, если для тебя это не так уж и важно, может быть, просто оставить эту борьбу? Отойти в сторону, уехать отсюда, пожениться и жить счастливо без всего этого! – она обвела руками дворец. – Я боюсь. Боюсь каждого взгляда, каждой встречи, каждой коробки или подарка, я боюсь балов и семейных обедов, и жду всё время, что меня оскорбят, ко мне прикоснутся или подложат змею. Как же можно так жить? Ты станешь верховным джартом, но ведь это всё вокруг не изменится! А я просто хочу для нас счастья. Разве оно в этом?

      Себастьян вздохнул, они сели на большую скамью, и он произнёс, накрыв её руки своими:

      – Я не могу уехать, Иррис, и всё бросить. У меня есть долг перед прайдом, я обещал отцу, и меня готовили к этому. А то, что мне трудно – это моменты слабости, я же мужчина, и я должен их преодолеть. Я должен справиться со всем этим, иначе кто я вообще такой? Сегодня мне попеняла даже Таисса, что она смогла бы лучше, – он усмехнулся, – а она всегда меня поддерживала. Так что, Иррис, я понимаю, тебе трудно, но мне не легче, и помнишь, ты спрашивала, как мне помочь? Так вот этим и помоги – своим терпением. Когда ты только приехала, то была полна решимости. Потерпи немного, скоро совет, потом мы поженимся, состоится поединок и всё закончится. Не надо так быстро сдаваться.

      – А что будет потом? Они останутся все вокруг нас? Вот так же, как и сейчас? – спросила Иррис почти обречённо. – Может быть, мы могли хотя бы жить где-то отдельно?

      – Это мой дом, Иррис, почему я должен из него бежать? – произнёс он, пожав плечами. – После поединка всё станет, как раньше. Они смирятся с властью нового главы Дома и займутся своими делами.

      Иррис не ответила. Они посидели так некоторое время, Себастьян