Достоверные допущения. Андрей Викторович Саенко

потому что «два» на их языке тоже звучит совсем иначе. Начало же алфавитных списков тех справочников, куда мы попали, не принесло нам ни одного клиента.

      А как мы знаем из детской классики, «как вы яхту назовете, так она и поплывет».

      Между тем наша яхта проплавала восемь лет, являясь хотя и не слишком прибыльным, но уж точно никак не убыточным предприятием, обеспечивая существование нас и наших семей, сколотило некий клиентский и профессиональный пул, живущий с нами до сих пор, преодолела финансовые и политические кризисы 2008 и 2014 годов, и была без суеты подготовлена к плановому затоплению в связи с изменением семейных обстоятельств партнеров.

      И вот теперь я расскажу вам то, что не рассказывал ни Зорину, ни Золотареву, ни Яковлеву.

      Когда я достиг возраста, достаточного для самостоятельного выхода на улицу для прогулки (а в СССР такой возраст наступал значительно раньше, чем в свободной России), меня направили на выгул, снабдив большой сочной грушей, что в Москве, может, и не было дефицитным товаром, но во всяком случае не продавалось на каждом углу. Когда вскоре после этого для надзора за мной на улицу вышла мама, она увидела, что груши у меня в руках уже нет. Смекнув, что такой маленьким мальчик не может съесть такую большую грушу за такое короткое время, она поинтересовалась судьбой означенного плода. В ответ я с гордостью ответил, что по предложению гулявшей здесь чуть ранее девочки, променял ее на… семечку.

      На семечку.

      Подсолнуховую.

      Одну.

      Семечка оказалась вкусной, и сделкой я остался доволен. Что уж говорить о девочке…

      В общем, думаю, что бизнес – это не мое. Простите, ребята, что не признался вам в этом раньше.

      2. УЛИЦА ВИНОКУРОВА

      Воспоминания о раннем детстве у меня начинаются где-то с трех лет, то есть примерно с 1977 года. Помню прогулки с папиной мамой бабушкой Лизой, Елизаветой Ивановной, у поликлиники на улице Винокурова, детскую площадку с качелями и песочницей во дворе, соседского мальчика со странным для меня именем Рашид, магазин «Промтовары» через дорогу, где мне купили огромную желтую пластмассовую рыбу на колесиках и нелепой зеленой лягушкой на спине, которая довольно быстро отвалилась. Мы жили на первом этаже в угловой квартире, и окна выходили сразу в две стороны на придомовой садик, где, хотя сейчас трудно это представить, бабушка растила кусты красной и черной смородины и кусты крыжовника. В этом саду можно было по-настоящему гулять, а в сезон собирать урожай. Крыжовник мне особенно нравился: он был похож на крохотные арбузы, которые упруго лопались во рту и обдавали его кисловатой свежестью.

      Прямо рядом с домом проходили рельсы, и металлическое позвякивание идущих по ним трамваев, в которое я всякий раз вслушивался, засыпая, навсегда останется для меня звуком убаюкивающей колыбельной. И хотя сейчас трамваи уже не те – ходят быстро, не гремят,