Без права выбора. Надежда Олешкевич

взволновало. Он последний год не контролировал меня, спускал мне с рук некоторые выходки, даже не ограничивал в перемещениях. Видно, чувствовал вину. И внешне отец заметно постарел, к тому же потолстел. Чёрные волосы до плеч посеребрила седина, голубые глаза поблёкли, потеряли тот насыщенный цвет, которым я восхищалась в детстве.

      – Где ты была? – Даже голос стал тише.

      – Что-то случилось? Извини, я не хотела тебя волновать.

      – Дочка, где ты была?

      Плечи опустились. Я поспешила к пустому креслу и села в него с чувством полной беспомощности. Появление Безгласого до сих пор будоражило сознание. Я не могла отделаться от ощущения крайней безнадёги, чуждого мне и такого дикого… Ощущения, когда жизнь закончена, но ещё нужно жить – идти вперёд, делать шаг за шагом, просто чтобы добраться до последней точки своего пути.

      – Я совершила ошибку, папа, – решила признаться.

      Он потёр пальцами висок, отложил на столик книгу. Сцепил руки на животе в замок и приготовился слушать. А я не стала утаивать. Во всех подробностях рассказала о нанесённой с помощью эши татуировке, о двух верзилах и несостоявшемся обряде. Правда, на несколько мгновений замолкла, едва упомянула о появлении в храме самого Безгласого.

      – Я завтра попрошу аудиенции у графа, – устало выдохнул отец и помассировал переносицу. – Надеюсь, он не станет выдвигать никаких требований.

      – Спасибо, папа.

      – Дочка, надеюсь, ты понимаешь, что против него я ничего не могу? Будь осторожнее, хорошо? Это опасный человек.

      – Знаю, – виновато опустила я голову.

      – Граф Уэнтэрн ден Фаргос отправил своего младшего сына воевать на границу с Приморьем, когда тому исполнилось шестнадцать лет. Шестнадцать, дочка! Неудивительно, что теперь он славится жестокостью. В первом же бою его полк разбили. Горы трупов, стервятники, вонь, добивание выживших, а потом плен. Никому не пожелаю увидеть такое, особенно в столь раннем возрасте.

      О том сражении рассказывала мисс Шэйна на уроках истории в школе. Она упоминала о нём вскользь, стараясь не травмировать нашу детскую психику. Но теперь я не боялась голой правды. Мир жесток! Наши противники на востоке не переставали нападать и грабить, убивать, насиловать, брать в плен, требовать выкупы. У меня раз возникла мысль самой отправиться в бой. Сделать хоть немного для страны и умереть. Умереть навсегда, безвозвратно! Лишь бы не попасть в Чернолесье в служение к Безгласым. Да, я трусиха. И мне не стыдно признать, что я боюсь уготованной мне участи вечной рабыни для пожирающих эши чудовищ.

      – Лисая, он год прожил в плену, – тем временем продолжал отец.

      – Знаю, папа, дальше не надо.

      Мне не хотелось даже задумываться, что с Агфаром делали тресанцы – злейшие враги всего Западного края, не только Аспала, но и Грайнэсса, Дранша и даже Смуарга. Мы против них заключили мир и боролись с ними уже сто сорок с лишним лет. Такое ощущение, что война эта будет длиться вечно.

      – Хорошо, что ты всё понимаешь, дочка.

      – Не всё, но стараюсь.

      Кончики