Юность. Лев Толстой

наш дипломат, виновник торжества, – сказал Дубков. – Ей-богу, ужасно похож на полковника.

      – Гм! – промычал я, чувствуя опять на своем лице распускающуюся глупо-самодовольную улыбку.

      Я уважал Дубкова, как только может уважать шестнадцатилетний мальчик двадцатисемилетнего адъютанта, про которого все большие говорят, что он чрезвычайно порядочный молодой человек, который отлично танцует, говорит по-французски и который, в душе презирая мою молодость, видимо, старается скрывать это.

      Несмотря на все мое уважение, во все время нашего с ним знакомства, мне, бог знает отчего, бывало тяжело и неловко смотреть ему в глаза. А я заметил после, что мне бывает неловко смотреть в глаза трем родам людей – тем, которые гораздо хуже меня, тем, которые гораздо лучше меня, и тем, с которыми мы не решаемся сказать друг другу вещь, которую оба знаем. Может быть, Дубков был и лучше, может быть, и хуже меня, но наверное уже было то, что он очень часто лгал, не признаваясь в этом, что я заметил в нем эту слабость и, разумеется, не решался ему говорить о ней.

      – Сыграем еще одного короля, – сказал Володя, подергивая плечом, как папа, и тасуя карты.

      Примечания

      1

      я могу (фр.).

      2

      я могу (фр.).

      3

      Вам, Николай! (фр.)

      4

      дурной тон (фр.).

      5

      вставка для карандаша (фр.).