Тонкая грань. Наталия Ячеистова

доплачу, – попробовала я прибегнуть к известному способу.

      – Нет, – повторила твёрдо медичка. Стало ясно, что она ни на что не променяет удовольствие упиваться видом моих мучений.

      Я вернулась к палате и дрожащей рукой открыла дверь.

      – Здрасьте! – поприветствовала я ошпаренную тётку, стараясь не смотреть на неё.

      – Здрасьте! – прохрипела она в ответ.

      Мой взгляд вопреки желанию коснулся её воспалённого лица, полуприкрытых век, запёкшихся губ. Сердце моё упало. Наверное, встреча с Вием повергла бы меня в меньший ужас.

      Пройдя к своей кровати, я рухнула лицом в подушку, обтянутую серой, жёстко накрахмаленной наволочкой с маленькими дырочками, сквозь которые просвечивала алая ткань, словно капельки крови. Стало ясно, что санатория тут не получится.

      Прошло несколько часов, а я лежала всё там же, только уже на спине, глядя в потолок. Ужасная старуха к этому времени перебралась с кресла на кровать и теперь, видимо, спала, издавая сиплые звуки.

      «За что?» – вот вопрос, который не давал мне покоя. Я знала, что следовало спрашивать не «за что?», а «для чего?», но и этот вопрос оставался без ответа. Зачем, для чего в столь погожий солнечный августовский день я лежу в душной комнате, на казённой кровати, рядом с тяжело больной храпящей женщиной? Может, Господь таким образом воспитывает во мне смирение? Я готова была прилюдно поклясться, что буду впредь смиряться всегда и во всём, только бы вырваться отсюда поскорее. Но с Господом Богом такой разговор не годится.

      Пройтись, что ли, по коридору? Тусклое длинное помещение, слабо освещённое жужжащими лампами дневного света. Ни души вокруг – видно, не пик сезона для инфекционных заболеваний. Под худосочной пальмой присела в кресло, провалившись в его дряхлую глубину. Сколько времени, интересно, мне предстоит тут провести? Появившаяся внезапно медсестра заставила меня вернуться в палату: оказывается, здесь больным запрещено выходить в коридор! Вот так новость! То есть никакого тебе социума, как это было в прежнем корпусе, никаких общих трапез в столовой, во время которых пациентки рассказывают друг другу душещипательные истории! Что же, две-три недели провести лицом к лицу с этой окровавленной бабкой?! Да разве можно такое вынести?

      В семь часов вечера сестра принесла ужин, поставила подносы на небольшой квадратный столик, покрытый клеёнкой, и удалилась.

      Старуха, кряхтя, свесила с кровати толстые ноги и, нашарив мысками тапки, проковыляла к столу.

      – Не будете? – спросила она меня с ехидцей, видя, что я не двигаюсь с места.

      – Не хочется, – честно ответила я. И лишь когда она закончила есть, я подошла к столу и выпила стакан остывшего чая.

      К вечеру я разобрала и обустроила своё «хозяйство». На тумбочке поставила иконку-складень, на спинку кровати повесила пару кофт, отгородившись таким образом от соседки, в ванную комнату отнесла туалетные принадлежности. Достала молитвослов и стал читать молитвы «На сон грядущим». Теперь я смогу по крайней мере полностью читать утреннее