Огненная кровь. Том 1. Ляна Зелинская

заметно дымившегося в медной чашке.

      Ещё и курьму жёг! Мирна-заступница, совсем разум потерял!

      Цинта покачал головой, раздвинул лиловые портьеры и, распахнув ставни, впустил в комнату свежий воздух и неяркое осеннее солнце. Сквозняк ворвался, подхватил немного перьев, устилавших пол ковром, закружил их и метнул на лестницу.

      Все подушки изодрал, паршивец! А портниха теперь возьмёт десять лей, не меньше! Охохошечки! Опять траты!

      Он укоризненно покосился на стол, на лаковой поверхности которого в засохших разводах вина громоздились обглоданные фазаньи кости, пустые бутылки и огрызки груш.

      – Полдень уже… Опять грибы, мой князь! – воскликнул Цинта, глядя на чёрные шляпки ненавистных поганок в маленьком блюде.

      – Надо же было чем-то заедать твою ядрёную настойку, – пробормотал Альберт, вытаскивая из волос застрявшие перья.

      – Вот зачем зазря духов тревожить? А это что чадит? Снова курьма?

      – Да, перестань ты бурчать, голова и так, как медный таз.

      Альберт встал с кровати, натянул халат и криво подпоясался широким кушаком.

      Цинта искоса окинул его взглядом – чем-то неуловимым князь всё время внушал ему страх. Оно и понятно, Альберт был высок и статен, и силён, как медведь. А уж руки у него, что стальные клещи – лучше не попадаться. И повадки, как у дикого зверя. Но больше этого Цинту пугало выражение, которое иногда появлялось на лице Альберта, в те мгновения, когда тот бывал зол и рассержен. Тогда его чёрные брови сходились на переносице, а в серых глазах, начинала плескаться холодная сталь. Вот как вчера, когда он гнался за ним с вертелом. Хорошо не догнал…

      Но сейчас князь выглядел так себе: серые глаза были налиты кровью, а на лице отчётливо виднелись следи усталости и бессонной ночи. Князь к тому же был небрит и мрачен, и щурился от яркого света, потирая виски и переносицу.

      Похмелье! Ну ещё бы, с курьмы-то!

      Альберт плеснул из кувшина воды, окунул лицо в чашу и долго фыркал, разбрызгивая капли, потом заругался тихо на айяарр и, пригладив мокрыми пальцами растрёпанные кудри, грубо стянул их лентой.

      – Непотребства до добра не доведут, мой князь, – буркнул Цинта, составляя на поднос грязные чашки.

      На что Альберт лишь усмехнулся, поправляя в ухе обсидиановую серьгу, подошёл к окну, разглядывая город, раскинувшийся на склоне холма, и жадно втянул ноздрями прохладный осенний воздух.

      Внизу пестрело одеяло черепичных крыш, расшитое серыми нитками мощёных улиц. Хитросплетение переулков спускалось вниз к реке, и прямо под окном, над пристройкой к дому булочника вился сизый дымок. Сквозь запах мокрой листвы ветер донёс тёплый хлебный дух. Впервые за много дней небо очистилось от туч, и солнце, заиграв на разноцветье старых клёнов, грело ласково. Торжественной белой лентой заблестела кайма гор, подёрнутых первым снегом, и как-то в одну ночь всё изменилось вокруг, запылав жёлтыми и рыжими красками – осень добралась уже и в Индагар.

      Голуби, увидев Альберта,