Удольфские тайны. Анна Радклиф

с беспокойством замечала усиливающееся влияние Монтони на госпожу Шерон и его частые посещения. Ее мнение об этом итальянце сходилось с мнением Валанкура, с самого начала невзлюбившего Монтони. Однажды утром она сидела за работой в павильоне, наслаждаясь приятной свежестью весеннего воздуха и любуясь на яркие краски окружающего ландшафта. Она слушала Валанкура, который читал вслух, но часто откладывал книгу в сторону и беседовал с Эмилией. Вдруг ей пришли сказать, что тетушка просит ее к себе немедленно. Едва успела она войти в уборную, как ей бросилось в глаза расстроенное лицо тетки, представлявшее разительный контраст с ее светлым, веселым нарядом.

      – Ну, племянница, – начала госпожа Шерон с видимым смущением, – я нарочно послала за вами… мне надо сообщить вам одну новость: с этих пор вы должны считать синьора Монтони своим дядей – мы обвенчались сегодня утром…

      Удивленная не столько самой свадьбой, сколько таинственностью, с какой она совершилась, и волнением, с каким тетка сообщала эту новость, Эмилия подумала, что, вероятно, это сделалось по желанию Монтони, а отнюдь не самой тетки. Но тетке, очевидно, хотелось представить дело совсем в другом свете, и она прибавила:

      – Вот видите ли, я желала избегнуть хлопот и пиров. Но теперь церемония окончена, я не намерена больше скрывать своего замужества и прикажу слугам, чтобы они признавали синьора Монтони своим господином.

      Эмилия сделала слабую попытку поздравить тетку по случаю ее, очевидно, легкомысленного брака.

      – Теперь я намерена отпраздновать свою свадьбу довольно парадно, – продолжала госпожа Монтони, – а чтобы не терять времени, я воспользуюсь приготовлениями, уже сделанными для вашей свадьбы, которая, разумеется, будет отложена на некоторое время. Ваше венчальное платье уже готово, я хочу, чтобы вы показались в нем на моем празднике. Прошу вас также сообщить месье Валанкуру, что я переменила фамилию, а уж он уведомит об этом мадам Клерваль. Через несколько дней я даю большой вечер и намерена их также пригласить.

      Все это так ошеломило Эмилию, что она почти не отвечала госпоже Монтони и побежала сообщить новость Валанкуру.

      Он, по-видимому, мало удивился, услыхав об этой поспешной свадьбе. Но когда узнал, что намерены воспользоваться случаем, чтобы отложить его собственную свадьбу, и что даже убранство замка, сделанное ради свадебного дня его и Эмилии, послужит для празднования бракосочетания госпожи Монтони, его взяла досада и негодование. Он не мог скрыть своих чувств от Эмилии. На него не подействовали даже ее попытки рассеять его печальные мысли и заставить посмеяться над этой новой постигшей их невзгодой.

      Когда он прощался с Эмилией, его задушевная нежность глубоко тронула ее; она поплакала, глядя ему вслед, хотя сама не могла дать себе отчета – о чем эти слезы.

      Монтони, сделавшись мужем госпожи Шерон, овладел замком и забрал в руки всех его обитателей с апломбом человека, уже давно считавшего дом своею собственностью. Другу его Кавиньи, окружавшему