Удольфские тайны. Анна Радклиф

свой шатер над террасой, где они теперь сидели. Эмилии вспомнилось, как они, бывало, сиживали здесь с отцом и как он почти в тех же словах выражал свой восторг.

      – Это было любимое дерево моего дорогого отца, – проговорила она, – ему нравилось по вечерам сидеть под тенью платана, окруженному своим семейством.

      Валанкур понял ее чувства и молчал. Если б она подняла глаза свои, потупленные в землю, то увидела бы слезы на его глазах. Он встал и прислонился к ограде террасы, но тотчас отошел прочь и сел на прежнее место. Через минуту опять вскочил и казался сильно взволнованным. Между тем Эмилия чувствовала себя до того расстроенной, что, несмотря на все попытки завязать разговор, это ей никак не удавалось. Валанкур снова сел, но продолжал молчать и дрожал всем телом. Наконец он проговорил нерешительным голосом:

      – И с этим прелестным уголком я должен расстаться, должен проститься с вами… быть может, навеки! Эти минуты уже никогда больше не вернутся! Позвольте же мне по крайней мере, не оскорбляя вашей глубокой скорби, выразить все мое восхищение вашей добротой! Я не забуду ее! О, если б когда-нибудь в будущем мне позволено было назвать это чувство любовью!

      Эмилия от волнения не могла отвечать. Валанкур, решившись взглянуть на нее, заметил, что она переменилась в лице. Опасаясь обморока, он сделал невольное движение, чтобы поддержать ее. Это заставило Эмилию очнуться и овладеть собой. Валанкур притворился, что не замечает ее нездоровья, но, когда он заговорил, в голосе его выражалась скрытая нежность.

      – Я больше не осмелюсь, – сказал он, – касаться этого предмета, но позвольте мне сказать, что минуты разлуки утратили бы свою горечь, если б мне дана была надежда, что я, несмотря на мое признание, не буду изгнан из вашей памяти.

      Эмилии не сразу удалось овладеть своими смятенными чувствами и заговорить. Она боялась довериться своему сердцу, которое рвалось навстречу Валанкуру, и подать ему надежду после столь короткого знакомства. Хотя даже в этот небольшой срок она успела заметить в нем много достоинств и эти наблюдения подкрепились добрым мнением отца о молодом человеке, но все же ей этого было еще мало, чтобы побудить принять решение, бесконечно важное для их будущего счастья. Правда, мысль о том, чтобы отказать Валанкуру, была ей тяжела и невыносима; она опасалась своей пристрастности и не решалась поощрить его признание, на которое так нежно отзывалось ее сердце. Семью Валанкуров хорошо знал ее отец – она пользовалась безукоризненной репутацией. Что касается материальных обстоятельств самого Валанкура, то он намекнул на них, насколько позволяла деликатность, сказав, что пока не может предложить ей ничего, кроме нежно любящего сердца. Он молил только об одном, чтобы ему дали хоть отдаленную надежду. Эмилия не могла решиться отнять эту надежду, но не осмеливалась и поддерживать ее. Наконец она собралась с силами и ответила, что очень дорожит добрым мнением человека, которого уважал ее отец.

      – Значит, он считал меня достойным уважения? –