Исчезновение. Дочь времени. Поющие пески. Джозефина Тэй

что тот делал вечером в среду.

      – А если я не захочу вам отвечать?

      – Я сделаю отметку о вашем отказе и уйду.

      Уикли это не понравилось, и он пробормотал что-то насчет того, что полиция изводит его.

      – Я только прошу вашего содействия как гражданина, и все, – заметил Грант. – Я уже сказал, ваше право – отказаться содействовать.

      Сайлас, сердито надувшись, заявил, что в среду вечером после ужина он писал, и писал всю ночь.

      – Свидетели этому есть? – спросил Грант, не деликатничая с Сайласом.

      – Конечно. Моя жена.

      – Она находилась здесь, с вами?

      – Нет, конечно нет. Она находилась в доме.

      – Значит, вы были здесь один?

      – Да.

      – Благодарю вас и до свидания, – проговорил Грант и вышел из хижины, захлопнув за собой дверь.

      Воздух снаружи был освежающе сладким. Однако даже кислый запах молока, которое срыгнул младенец, и сохнущих нестираных пеленок, висевший в доме, был ничто, по мнению Гранта, по сравнению с духом прокисшей человеческой натуры, наполнявшим рабочую комнату Сайласа Уикли. Идя обратно к дому, Грант пытался твердить себе, что этим безнадежно извращенным мозгом созданы «шедевры» современной английской литературы. Но эта мысль не утешала. Грант не стал заходить в дом, в котором не находилось места радости и откуда доносилось торопливое звяканье кастрюль (подходящий аккомпанемент, не удержался от сарказма Грант), сообщавшее о том, что хозяйка дома занята. Обойдя дом сбоку, Грант направился к калитке. Тут к нему приблизился Фредди.

      – Хелло, Фредди, – проговорил Грант, жалея скучающего малыша.

      – Хелло, – без всякого энтузиазма отозвался Фредди.

      – Что, более увлекательной игры, чем бросать камешки в дверь, не нашел?

      – Нет, – ответил Фредди.

      – А может, найдется, если поглядеть вокруг?

      – Нет, – холодно повторил Фредди, словно объявляя окончательное решение.

      Грант постоял минутку, разглядывая ребенка.

      – Никто никогда не усомнится в том, кто твой отец, Фредерик, – сказал Грант и пошел вверх по проулку, туда, где он оставил машину.

      Именно по этому проулку пошел в среду вечером Лесли Сирл, распрощавшись с компанией на деревенской улице. Он прошел мимо дома Уикли, направляясь туда, где в стенке был перелаз, который вел в первое поле, лежащее между деревней и излучиной реки.

      По крайней мере, считалось, что он пошел туда.

      Он мог пройти по проулку позади деревни и снова выйти на улицу. Но это было маловероятно. В деревне Сирла больше не видели. Он ушел в темноту проулка и исчез.

      «Немного сумасшедший», – сказал Таллис о Сайласе Уикли. Однако Сайлас Уикли не показался Гранту сумасшедшим. Садист – возможно. Почти наверняка одержим манией величия. Человек, больной извращенным тщеславием. Но по-настоящему сумасшедший – нет.

      А может, психиатр решил бы иначе?

      Один из самых известных в стране психиатров однажды сказал Гранту, что написать книгу – значит выдать себя. (Кто-то