Лейтенант Страхова. Максим Сергеевич Макаров

тся, потому что объектив сфокусировал только Таню. Фотограф спешил; в день он делал кучу снимков на фоне драпировок, щитов или в любом ракурсе, который мог поймать его аппарат на вращающейся подставке. Хотя очереди не было, енот-фотограф торопился, забыл сменить фотофильтр, из-за этого краски на фото получились менее насыщенными, чем в жизни. Майка Тани стала почти бесцветной; ее исходный песочно-соломенный оттенок был едва заметен. Майка плотно облегает тело. Брюки военного образца сшиты из грубой толстой материи. Если бы Таня их не переделывала, на брюках постоянно висели бы некрасивые складки. Нижняя часть ног на фото не показана. Таня стоит, держа руки на поясе, словно готовясь выполнить упражнение. Енот тогда крикнул что-то нелепое. Таня слегка улыбнулась – и камера поймала именно этот момент. В те времена Таня предпочитала выглядеть исключительно серьезно, особенно перед не-волками. Это была последняя весна в военном вузе. Через две недели выдадут диплом, а затем – удостоверение и погоны. Между прочим, никакой специальной формы офицерам в Кралепоре не давали. Среди волков командиры, старшины и простые бойцы ходили в практически одинаковых гимнастерках; разница заключалась лишь в том, что у командиров были офицерские погоны, иногда были шевроны, да еще наградные планки. Студенты военных вузов были обязаны носить гимнастерки везде, независимо от дня недели. Правда, старшекурсники научились обходить это правило – они уже четко изучили все приметы преподавателей, которым важен внешний вид. Если поймают преподавательский след на улице, сразу же меняют направление и убегают. Преподаватель иногда успевал заметить хвост студента или другие признаки. Сторонники жесткой дисциплины могли потом прийти на курс и читали нотации грубоватым армейским тоном. Это были весьма пожилые волки. Молодые волки в среде преподавателей встречались, с ними было гораздо проще.

      Через две недели вручают диплом – и поэтому Таня улыбается. Она не то чтобы веселая, но ее улыбка полна искренности. Челочка на голове сдвинута на левую сторону, один бойкий локон поднимается над правым глазом. Край длинных волос выглядывает из-за спины. Хвост на фото не попал. После Тани фотографировалась ее подруга Людмила, с которой Таня училась на одном курсе. С первого курса по четвертый они жили на чердаке казармы, в комнате, похожей на щель с окном; лишь на пятом курсе их перевели в кирпичный дом, и опять в комнату без электрических розеток. Но подруги не были придирчивы. До вуза Людмила с матерью-волчицей жила в деревенском доме без электрических приборов. У Тани официальной матери не было.

      За фотографиями пришли спустя три дня – енот сказал, что проявка и печать занимают три дня. В этот раз он снимал каких-то важных медвежат, суетился и махал руками. Из его слов едва разобрали, что фото получают в канцелярии. Там очень удивились и даже хотели сказать Людмиле грубость (она была в платье, совсем непохожая на курсанта). Таня выступила вперед и сказала:

      – Сейчас команду вызовем! – для наглядности она показала кулак.

      Администратор (тоже енот) растерялся.

      – А вы, а Вы… простите, товарищ… как вас по званию?

      – Это не Ваше дело! Мы честно заплатили, вот квитанция.

      Енот затараторил, уверяя, что по средам фотографии не выдают, выдают только в пятницу. Подруги пришли во второй раз и забрали свои фото; только пришлось ждать, пока перероют все ящики. В канцелярии все конверты сваливали в кучу. Людмиле и Тане сделали по три одинаковых снимка. Одним из них подруги обменялись на память, второй будет для себя. Третий Людмила хотела отдать маме, которая очень скучала о ней. Не хотелось думать, что после распределения придется опять расставаться с мамой. Людмила надеялась, что им с мамой позволят жить вместе. Людмилина мама большой мастер по работе с любым текстилем.

      – Она восхитительно шьет, а ведь это всем необходимо! Танечка, ты же сама знаешь. Даже если там нет ателье или фабрики, можно работать на дому. Где там будет дом… Я слышала, бывает очень трудно арендовать квартиру. Там, где сдают официально, это очень дорого стоит; да еще и отказывают часто.

      – Надо договориться с товарищами! – Таня имела в виду волков. Парк ограничен забором, по которому лазать крайне неудобно. Это сделали специально, чтобы все платили за вход. В те времена на территории парка надо было за все платить: за вход и за выход (!), за посещение магазинов, даже если ты ничего не купил, за проход в определенные зоны. Подруги обнаружили мощный дуб, который поднимался над дальним углом ограды. Некоторые большие ветви перекинулись в парк, где почти соединяются с другими ветвями. По ним можно лазать, на них можно долго висеть. Подруги забирались по стволу к большой ветке, перелезали через забор, хватались за другие ветки и спускались. На обратном пути Таня подсаживала Людмилу, прыгала сама вверх и снова они были на дубе. Платить за вход они считали несправедливым: ведь в парке они видели только деревья, которые, вообще-то растут бесплатно, независимо от воли хозяев парка. Кстати, они не знали, кто хозяева. Скорей всего, не волки. Тогда тем более не нужно платить!

      Чтобы платье не порвалось, Людмила заправляла его в военные брюки – такие же, как у Тани, только покороче. Брюки выдали сразу после поступления и с тех пор ни разу не меняли. Подруги сами перешивали всю