Маленькое сердце. Владарг Дельсат

поверхности стола. Ощущение абсолютной беспомощности ударило так сильно, что контроль затрещал. Наверное, что-то такое отразилось в моих глазах, потому что Филипп… Я не видела, что он делает, потому что изо всех сил старалась, закусив губу, вернуть контроль, но тут вдруг увидела вилку у самых своих губ.

      – Ничего страшного не произошло, – сказал он мне. – Сейчас мы покушаем, выпьем микстуру, и всё будет хорошо. Давай, открывай ротик.

      Филипп, получается, взял мою вилку и принялся меня кормить. Господи, откуда он это умеет? Ведь умеет же… Кушать, как маленькой, было стыдно, но и как-то волнительно. А Филипп ни на кого не обращал внимания, а просто спокойно кормил меня, иногда уговаривая, как действительно малышку. А я… Мне было приятно.

      Я почему-то всё сильнее уставала. Наконец, еда, видимо, закончилась, и мальчик достал флакон, который вчера ему дал герр Нойманн. Аккуратно налив микстуру в ложку, он споил мне эту невыразимую горечь, от которой я скривилась и зажмурила глаза. Но усталость сразу пропала, и стало легче дышать. Я даже не замечала, что мне, оказывается, тяжело дышать. А это значит… Внезапно захотелось заплакать, но и тут Филипп как будто почувствовал – он обнял меня и прижал к себе.

      Если мне так тяжело дышать, и я так устаю, значит, развивается сердечная недостаточность, и я скоро не смогу ходить. Мне от этой мысли стало так страшно, что я чуть по-маленькому на месте не сходила, но удержалась. Всё-таки, когда нет папы, я очень неуверенно себя чувствую. Просто жуть.

      Так, надо встать… Филипп всё обнимал меня, почти не давая шевелиться, но я сказала, что мне нужно таблетки выпить, и он меня отпустил. Кажется, он чувствует, что я боюсь. Поэтому обнимает так, как будто боится потерять. Он меня не потеряет… Ну, наверное.

      – Фрау Крюгер, – вдруг позвал Филипп куратора. – Хелен сейчас не сможет дойти к директору.

      – Хорошо, Филипп, – улыбнулась Бригитта и о чём-то попросила сидевшего рядом с ней молодого человека. Наверное, это был герр Штельмахер, второй наш куратор. Он выслушал, кивнул и улыбнулся мне.

      А мне было жутко. Мне страшно было так, что едва справлялся контроль, я просто жутко боялась. Того, что сегодняшний день – последний. Это невозможно рассказать, и будь я здоровой – никогда не смогла бы представить. Я опустила голову, справляясь со слезами. Нельзя плакать, нельзя! Нужно было удержать контроль, любой ценой!

      Из-за стола встал Йенс, улыбнулся мне и как-то очень осторожно поднял на руки. Он держал меня, как маленькую, а у меня опять кружилась голова. Накатила дурнота, стало как-то очень холодно, и я… Не помню.

      ***

      Что-то со мной не так, потому что я даже не заметила, когда потеряла сознание. Когда мои глаза открылись, то я увидела Филиппа, державшего меня за руку. Он как-то очень по-доброму на меня смотрел, отчего у меня защипало в носу, но я напомнила себе, что плакать нельзя. Оглядевшись, поняла, что это не госпиталь школы, а какое-то другое место.

      – Где я? – тихо спросила я, потому что дышалось всё-таки не очень хорошо, как после обморока.

      – Мы