Имя Твоё. Михаил Богатов

я, и понял, что ангел твой был подлинным, и то, что со мной и с тобой с тех пор произошло тому подтверждением служит, но ничего поделать с этим понятием своим не мог я, молиться разве что обильнее и каяться, но лишь в душе своей, поскольку пестовал усердно в себе мысль такую, что твой ангел, как и мой продавец неподлинны, а подобно тому как после прочтения книги какой вымышленной, мы можем ещё думать над нею всерьез длительно, под наваждением таланта авторского пребывая, да ещё и сны по этому поводу видеть, надеялся я и здесь, и верил, слышишь, верил, хотел верить как никогда, здесь всё так же обстоит, что и было, однако кончился отмеченный срок, и нерешительность меня переполнила, и ни тебя, ни Андрея твоего видеть не осмеливался, и просил отца Дмитрия дом ваш вместо меня посещать, сославшись на нездоровье простое, коего тогда не было, а как срок вышел, ангелом твоим во сне намеченный, я пуще прежнего молиться стал, и никому ничего по-прежнему не открывал и таился, полагая, что Господь и так всё видит, протестантом от испуга и неловкости собственной сделавшись поневоле, и заболел всамоделишно, причем дьявольской болезнью заболел какой-то, видимо Господь, единый для всех, протестантам прощает протестанство их, а нам наше протестанство не жалует, и думал я что ежели у вас с Андреем хорошо все обстоит, то вина и счастье ваше грехом моим искуплено должно быть, и готов свой крест ради вашего счастья несть был до конца, пока тебя не встретил, дочь моя, в таком бесстыдном наряде, и понятно мне стало, что грех мой напрасен был, ибо всякий грех напрасен, и никогда ничего грехом нельзя исправить, но здесь особливо напрасен, ибо Господа не обмануть против воли Его, и дьявольское наваждение моё настоящее, ибо глянь на себя теперешнюю, как ты изменилась, это я твою душу невинную вместе со своей самовольно загубил и по хотению собственническому, а когда говорил я пред ликом Спасителя ныне об отвратительной работе, то разумел не лик Сына Божьего, но наше с тобой здесь пребывание пред взглядом Его всепроникающим, будто взялась картина сама себя дописывать, отринув руку мастера мудрейшего, который контур ей уже обозначил, и вышли каракули, вот и всё, прости меня и молись за меня так, как ты раньше это умела, обрети этот дар вновь, а я попробую-таки искупить свое деяние неискупимое, и в ближайшее же время, ответь мне только, что у тебя с Андреем твоим приключилось и почему дьяволы твои, не чета бесам моим, так преобразили тебя отвратительно, рёк отец Георгий и выжидательно на девушку посмотрел, которая, конечно, не безропотно молчала во время сего монолога, который, вследствие этого обстоятельства, не совсем монологом-то и называть можно, а очень даже она порывалась его прерывать, то ли возражениями, то ли дополнениями, а может и вздохами пустыми эмоциональными, на что сегодня и во все времена ума у молодежи весьма даже хватает, однако, как выше уже поминалось нами, не давал отец Георгий к тому ни единой возможности, а потому и нам о том поминать особенно не стоит, а теперь вот слову её особое место отведено, стало быть, и надеемся