Краски в ее глазах. Эви Тейт

с телевизора на меня.

      – Ага. Возьми фонарик, скоро темнеть начнет.

      – Пап. – Закатываю глаза.

      Я уже не маленькая.

      – Вот и правильно. Чего молодой девушке дома сидеть. – Тетя Тамара тянется за вафлей. – Так, может, познакомишься с кем.

      – Рано еще ей знакомиться, – отрезает отец.

      – Чего рано-то. Учиться уже сейчас надо. Помню, как за мной в ее годы…

      Сбегаю за порог. Только советов мне не хватало. Выхожу со двора. Свежий воздух и тишина. Солнце держится за небосвод, сползая, будто от усталости. Спускаюсь по тропе к Волге. Центральный городской пляж наконец-то облагородили. Теперь тут и лавочки, и места для переодевания, и даже крохотная детская площадка. Широкая Волга, как масляная, блестит на солнце. Сразу вспоминается картина Исаака Левитана «Вечерний звон». На другом берегу крутятся массивные ветряные мельницы. Там вроде какой-то Яр. Мы хотели поехать туда летом. В том же году родители подали на развод.

      Чувствую, как с выдохом из меня выходит радость. Сердце будто иссушается.

      «Я никому не нужна, – говорит внутренний голосок, прикидываясь моими мыслями. – Если я умру, никто не расстроится».

      Я прерывисто вздыхаю. Неожиданная и ужасная мысль. Сердце ускоряет ритм. Оглядываюсь. Вокруг никого.

      «И так всегда».

      Шагаю вдоль пляжа, желая отделаться от неприятных мыслей. Поднимаюсь по тропе и выхожу на дорогу.

      – Проиграла ты спор, милочка. Даже на региональном уровне твоя картина ничего не заняла, – скалилась мама, сидя возле своего хахаля. – Зачем я только столько денег трачу на твою художественную школу? Бестолочь. Как и договаривались, все каникулы проведешь у отца.

      Дыхание учащается. Перехожу на бег. Воспоминание становится все ярче. Отчаяние и одиночество приносят больше страданий. Асфальт сменяется грязной тропой. Скольжу. Держусь на ногах, активно размахивая руками.

      – Так и норовишь избавиться от меня! Я насовсем к отцу уеду. Больше ты меня не увидишь!

      – Раз так, то пусть он тебя и содержит. Шмотки и прочее барахло пусть теперь он покупает. Может, в Сенгилее даже есть школа рисования какая-нибудь.

      – Деньги на ветер, – встревает мамин хахаль.

      – Это уже не мои проблемы, – басисто хохочет мама.

      – Ненавижу тебя! Только о себе думаешь! Уеду к отцу, а ты с этим козлом оставайся, все равно он с тобой только из-за денег!

      Резко поворачиваю налево и начинаю восхождение на холм. Пахнет сыростью и грязью. Глаза жжет от подступающих слез.

      «Ты никому не нужна, – не унимается голос. – Вспомни, как легко тебя оставил отец».

      Картинка приходит как по вызову. Захожу домой после занятий в школе. Сегодня важный день. Экзамен по рисованию. Эти картины мы писали почти месяц. Отец стоит в дверях.

      – Дочка, прости. – Папа не поднимает на меня взгляд.

      – Проваливай. Ты никогда не был ей отцом. – Кричит вдогонку мать. – Может, это и не твоя дочь вовсе.

      Отец дрожит всем телом. В его сильных жилистых руках потрепанная спортивная