Каталог проклятий. Антология русского хоррора. Антология

Я на три дня отпросился. Он сам разрешил. Я уехал, а он… Он специально меня отпустил. Это он сам. А я…

      Ясно дело, сам, а ты, недотыкомка, ни в чем не виноват. Так тебя понимать? И трясешься ты за себя. Твой хозяин запретной волшбой занимался, а ты, типа, не знал. А знал – чего не донес? Ох, Купина, не Осьмуше-криворуку разруливать ситуёвину, что твой благоверный замутил, тебе, родимая. Знала, что рано или поздно вляпаешься. Знала, когда за некроманта замуж шла. Ну вот и вдарил набат над головой, грохнул железным билом: "Вставай, девонька! Ноги в руки и вперед!"

      – Спокойно, – отвечаю, – не пыли. Сиди в пещере, не выходи и не впускай никого. Я уже мчусь. Приеду, сама разберусь. И с Мормагоном, и с Веденейским Собором, и с тобой, Осьмуша, – на последние слова надавила, чтобы проняло: не дай, Велес, ослушается, доберусь – ноги вырву, в склизкую жабу обращу, по ветру развею.

      Я лихорадочно металась по дому, швыряя в заплечный сидор что попало: магические причиндалы, учебные записки трехлетней давности, летние сарафаны, хотя уже лютень на дворе, и хлеб со стола. И вдруг встала столбом, застыла посреди поднятого вихря. Что это я? Поддалась панике, вдутой в голову Осьмушей. Ему от страха корчиться не зазорно, – людина неразумная. Велик ли спрос? А тебе, Купина, – стыдоба! Ты сама веденея Первого уровня. Ты сама в Веденейском Соборе. Недолго, правда, с той ночи едва седмица миновала, луна еще на ущерб идет. Ты такой отбор прошла, такие испытания выдержала, а пихаешь в мешок столбцы с простейшими заклятиями, что учеников зубрить заставляют. Рванулась, едва на мороз в нижней рубахе не выскочила. Куда заспешила? Там, куда твоего мужа вынесло, времени нет. Опоздать невозможно.

      Вывалила все на смятое одеяло. Начала по новой собираться. Вдумчиво.

      Слышу сопение под кроватью. Дрема, домовик мой, внимание к себе привлечь старается.

      – Чего тебе, Дремушка? Уезжаю я. Ты за хозяина.

      Сильнее сопит, обиженно.

      – Знаю, скучно тебе одному.

      Выкатился рыжим лохматым клубком:

      – Возьми меня с собой!

      – Куда, Дрема? Ты ж домовой! При доме, стало быть!

      – Я семьсот лет при нем. Как твоя прапрапра, – загибает волосатые пальчики, – или четыре пра? Не упомнить вас, мелькаете слишком быстро. Короче, как твоя предка дом поставила, так и сижу. Скука. Заклятья наложи, никто не влезет. А мне мир посмотреть охота.

      – Ладно, – говорю, – полезай в валенок.

      – Не-а, там мышами пахнет. Лучше в шапку.

      – Шапка мне на голову, стужа на дворе.

      – Во! И я под шапкой.

      Не спорить же.

      Что еще взять? Мокошь-заступница, я и забыла! Метнулась в чулан. Из сундука, что со времен досюльных стоит, вытащила маленький ларчик, железный, гладенький. Никаких на нем рун-знаков. И замка нет. И внутри ничего нет. И что это за ларец, никто у нас в доме никогда не знал. Когда, как сказал Дрема, моя предка, ведьма Некраса, помирала, его дочери передала. Сказала: "Храни, однажды пригодится". А на что, не сказала. Хмыкнула только: "Тебе лучше не знать". Так оно и прозывалось: "лучшенезнать", испокон веку в сундуке