Зов. Антология русского хоррора. Антология

уточнил я, – вы не подскажете, Киреев Михаил у вас?

      – Проходите, проходите, – не ответил мне Семёнов. – Мы тут с Вассой вдвоем время коротаем. Мне тяжело одному вести наблюдения. Васса вас проводит.

      Я удивился. Какая Васса? Где Киреев и все полярники? Картограф, метеоролог? Навстречу мне вышла молодая женщина в скромном сером платье с пуховым платком, наброшенном на хрупкие плечи. Неужели жена! Я улыбнулся и поцеловал ее изящную маленькую ручку. Вассу нельзя было назвать красавицей, но что-то определенно в ней было: то ли поворот головы, то ли точеный профиль, то ли едва уловимый аромат лаванды.

      – Евгений Николаевич Ильин, – представился я. – Этнограф из Москвы.

      – Моя супруга, Васса Игнатьевна, – ответил за женщину Семёнов. – Ну что же вы стоите как вкопанный, голубчик!

      Я минул сени и оказался в просторной комнате. Деревянные стены были увешены картинами в вычурных позолоченных рамках, круглый стол накрыт кружевной скатертью. Что меня удивило, так это отсутствие икон и жуткие статуэтки, вытесанные из камня, на полках буфета. Сундуки по углам комнаты, пара венских стульев разбавляли несколько мещанский интерьер. От громоздкой печки-буржуйки шло тепло. Горел очаг, в котелке что-то аппетитно кипело.

      – Это вроде нашей гостиной, – улыбнулась мне Васса, – идемте, я покажу вашу комнату.

      Я послушно проследовал за хозяйкой. Она провела меня через темный бревенчатый коридор.

      – Здесь у нас радиорубка и метеокабинет, – сообщила Васса, приоткрыв одну из дверей.

      Я увидел несколько столов, привычную аппаратуру любой полярной станции.

      – Связи нет, – грустно сказала хозяйка, – после того, как утонул наш радист – Шварц, Леонтий Петрович не может наладить связь, ни с кораблями, ни с материком.

      – Ну, а географ, господин Киреев, – начал я, – сейчас в Уэлене? Я знаю, что он работал здесь…

      После продолжительной паузы Васса заметила:

      – В поселении нет вашего друга. Нынче на станции только мы с Леонтием Петровичем.

      Мне стало как-то не по себе. Мы прошли вперед, тянуло ледяным сквозняком. Даже стены, утепленные одеялами, не спасали ситуацию. В торце коридора я заметил дверь, закрытую ржавым засовом и навесной амбарный замок.

      – Это кладовая, – объяснила Васса, – склад, если угодно, уголь, керосин, запасы есть. Но это вам, должно быть, не интересно.

      – Отчего же, – я улыбнулся, – вы, Васса Игнатьевна, как вы оказались на научной станции?

      – О-о, это долгая история, – ответила она и остановилась. – Вот ваши хоромы. Прошу…

      Я пригнулся, чтобы войти. Потолки были низкими, но изба снаружи казалась намного меньше, чем внутри.

      – Располагайтесь, – кивнула мне Васса. – Отдохните с дороги, я позову вас ужинать.

      Она прикрыла за собой дверь. Маленькое окошко слабо освещало мою маленькую каморку. Я присел на невысокую железную кровать. Выложил из рюкзака нужные мне вещи: дневник для записей, карандаш,