Добрые злые сказки. Джио Россо

дышать легко.

      И по глубоким

      космическим лужам

      можно гулять босиком.

      Звездная пыль

      в волосах и на коже.

      Я

      излучаю

      свет.

      Мимо идущий

      Лунный Прохожий,

      мне подает билет.

      За поворотом

      виднеется Ригель —

      ярко горящий глаз.

      Цирк-шапито

      на метеорите,

      клоун приветствует нас.

      Жонглеры с Марса,

      гимнастки с Венеры,

      птицы с далекой Земли.

      Мимо летят,

      повинуясь ветру,

      звездные корабли.

      Вот майор Том,

      в баре за стойкой

      в джин добавляет лёд.

      Тоже потерянный,

      но еще стойкий,

      хочет собрать звездолет.

      Я улыбаюсь,

      шагаю беспечно,

      слушаю лунный блюз.

      Я выбираю

      космос и вечность.

      И

      навсегда

      остаюсь.

      Рядом шагает

      беспечное детство,

      сказкой с цветных страниц.

      Космос теперь —

      мое королевство.

      Я – его

      Маленький

      Принц.

      Игра

      Мы играли весело целый год: я стоял на месте, ты шла вперёд. Ты держалась курса, я метил в цель. В промежутках были: коньяк, постель, сигареты, кофе, цветной экран, поезда, подземки, огни реклам. Кавардак, сумятица, ерунда; ничего о нежности, ни-ко-гда.

      Это было правилом для двоих: ничего не значащий перепих. Не касаться сердца, не лезть в нутро, счёт вести по станциям на метро. Знать привычки тела, но не души, нет обета верности – нет и лжи. Не учить, не строить, не приручать. Проходить маршрутом: такси-кровать. Не стрелять в затылок, не бить под дых – это было правилом для двоих.

      Это было правильным – мир жесток. Если только выставишь голый бок, если только скинешь с себя броню, то сейчас же выкосят на корню. Если дашь предательски слабину, то разбитым бригом пойдёшь ко дну. А решишь открыться, ну что ж, держи: получай картечью по струнам жил. Будь сожжённым заживо, но терпи, только опыт в памяти закрепи. А любовь – лишь фикция, просто страсть, половые фрикции, пот и грязь. Коматоз рассудка, прыжок во тьму. Ни к чему нам всё это. Ни к чему.

      Мы играли весело целый год: покрывался звёздами небосвод, снег летел на шапки, свистел Борей, теплотрассы нежили голубей. Ты смеялась весело и легко, и ловила искорки языком. И зачем-то в рёбрах сердечный ком трепыхался каменным мотыльком. И зачем-то я растерял запас всех банальных слов, всех избитых фраз. Растворились уличный шум и гам, и народ, что двигался по домам. Я стоял, заполнившись вдруг свинцом, и держал в ладонях твоё лицо, повторяя пальцами контур скул.

      Я пропал, любимая, я продул.

      «Двадцать третьего числа…»

      Двадцать третьего числа

      такого-то года и такого-то месяца,

      я арендую старый Кадиллак

      цвета сигаретного дыма,

      и поеду в Голливуд,

      терпким