Чужбина с ангельским ликом. Лариса Кольцова

Я втайне мечтала о встрече с ним, понимая её невозможность. И тем ни менее, каждое утро, не размыкая ещё глаз, когда интуиция властвует над беспощадным дневным рассудком, я ощущала приближение перемен, я чувствовала его рядом с собой до такой степени, что боялась протянуть руку и коснуться его реальной кожи, горячих напряжённых мускулов, и сама напрягалась в ожидании ласк… Вполне понятно, что ничего не происходило, сны таяли, а жажда любви оставалась.

      – Не думай о нём, – сказала мне Ифиса, будто прочитала мои, стыдные и мне самой, мечтания. – Он тоже изменился за это время. И вряд ли о тебе помнит, – проронила она не без тайного удовлетворения. Но тут я на неё не обиделась. Она же была мне соперницей в этом смысле.

      – Он постарел?

      – Да ничуть, – ответила она, будто вчера его и видела. – Чего ему стареть? Разве он рудокоп? Разве он труженик, работающий на грязных и шумных заводах?

      – А говоришь, изменился. В чём же изменился?

      – Как и положено по закону времени. Кто-то восходит, кто-то сползает в упадок.

      – А он?

      – Наверное, поумнел. Без Гелии он стал выглядеть суровее. Настолько недоступным стал, что и рядом не пройдёшь с таким, чтобы тебя не окатило чувство собственной неполноценности. Одним словом, человек, сошедший с небес.

      – Откуда знаешь про небеса?

      – Так, – она сделала непроницаемое лицо. – Фигура речи всего. А у меня, Нэя, есть один старый знакомец. Так вот он сумел проникнуть на службу в тот город за стеной. Теперь у меня там есть тайный соглядатай. Он часто даёт мне нужные сведения. Если у меня, конечно, любопытство к ним имеется. Хочешь, узнаю, есть у него там личная привязанность или нет?

      – Нет! Не надо мне таких сведений. Зачем же ты сразу сказала, что он пропал? Никуда, выходит, не пропал…

      – Для нас с тобою всё равно, что пропал. Как и Гелия бедняжка… – она зафыркала носом, не давая слезам пролиться. Она до сих пор была безутешна по Гелии. Мы гуляли с нею по центру, и я как деревенская женщина шарахалась от многолюдья и терялась от вида красивых одежд столичных жительниц. Мои платья были не хуже, лучше, но я жила в бедном квартале и не могла носить то, что привезла с собою из прошлой жизни в плантациях. Уж там-то я изощрялась в своих фантазиях, имея любые возможности для творчества и баловства. Но, не имея, надо сказать, восхищённых зрителей и профессиональных оценщиков. Я, повторюсь, была всегда одинока там. Поэтому здесь я шила себе усреднённый вариант одежды, некий компромисс между роскошью и бедностью, между простотой и изощрённой элегантностью, и мне удавалось. Я привлекала внимание и в центре столицы и на окраинах, никого не коробя, будучи чужой всюду.

      – Ты производишь сильное впечатление на мужчин, – призналась Ифиса. – Ты приобрела какую-то невероятно-значимую осанку. А талия у тебя стала, как будто ты невозможно утянута корсетом. А на тебе его и нет! – она пощупала меня, и я засмеялась, стало щекотно. – Я уверена, встреть ты его в действительности, а не в своём странном