Амана звали Эйхман. Психология небанального убийцы. Владимир Квитко

перед евреем, доктором Йозефом Лёвенгерцем [Dr. Josef Löwenherz], который был активным деятелем еврейской религиозной общины.[151]

      По всей видимости, таким образом у Эйхмана прорывалась накопленная злость, которую он не всегда мог разрядить в/на своём ближайшем окружении. Объект, который оказался для него идеальным, – евреи, как с точки зрения его глубинной установки, нацистской идеологии, дающей возможность представить обращение с ними как заслуженное; а также выход его ярости был для него абсолютно безопасным, поскольку евреи находились в его руках в состоянии полной беспомощности. Он наслаждался властью над еврейскими лидерами подобно двоечнику, в руки которого волею Судьбы попали ненавистные ему учителя. Вряд ли всё-таки следует называть предложенный Эйхманом стиль взаимодействия сотрудничеством. Имея это в виду, надо внимательнее отнестись к порицанию еврейских функционеров общин и руководителей гетто, обвиняемых в сотрудничестве с нацистами. Хотя и здесь были редкие исключения.

      Однако нельзя не сказать и об эпизоде, приведённом Квентином Рейнольдсом в книге «Министр смерти» и показывающем личность Эйхмана с совершенно неожиданной стороны. Эпизод был связан с могилой основателя сионизма Теодора Герцля, похороненного в Вене. К Эйхману обратились два видных еврейских функционера и попросили помочь перевезти в Рим останки Герцля или отдать приказ, чтобы не допускать надругательств над могилой. Эйхман сказал им, что Герцль ему знаком по книге профессора Адольфа Бёма. И Эйхман действительно помог – на следующий день издал приказ о наказании тех, кто посмеет осквернить захоронение Герцля. Через несколько месяцев десяти венским евреям [миньян – מניין] разрешили посетить могилу Герцля в тридцать пятую годовщину его смерти (1939). Единственный выживший из этой группы, доктор Даниэль Бруннер [Dr. Daniel Brunner], рассказывал, что когда они вошли на кладбище, то были поражены, увидев одиноко стоящего Эйхмана… Во время чтения поминальной молитвы [кадиш] Эйхман продолжал тихо стоять.[152]

      До конца войны могила Герцля оставалась в порядке, а после окончания войны и создания еврейского государства в Палестине в 1949 году прах Герцля, в соответствии с его завещанием, был привезён из Вены и захоронен в Иерусалиме на горе, названной по его имени, горой Герцля.

      Трудно заподозрить Эйхмана в благородстве по отношению к представителю презираемой и ненавистной расы. Но что же им двигало? Можно только выдвигать различные версии. Одна из них может показаться странной, но она основана на некотором отождествлении нацизма и сионизма. Для Эйхмана оба движения были подобны в том, что опирались на понятия «крови и земли». Для него олицетворением нацизма, безусловно, был Адольф Гитлер, – бескомпромиссный ненавистник евреев, непререкаемый и непоколебимый авторитет, под которого он строил свою жизнь. Такую же роль, как, вероятно, полагал Эйхман, для евреев играл Теодор Герцль. Но почему он не надругался «над трупом своего

151

Eichmann A. My Role in the Final Solution. The Eichmann Tapes. – London, 2018. – Р. 53.

152

Reinolds Q., Katz E., Aldouby Z. Minister of Death. The Adolf Eichmann story. – NY, 1960. – Р. 88–89.